1 этап, драббл, fandom Katekyo Hitman Reborn!

[Среднестатистический Ленивец]

Название:Немного легче
Fandom: Katekyo Hitman Reborn!
Размер: драббл, 133
Пейринг/Персонажи: Бьянки/Лал Мирч
Категория: фэмслэш
Жанр: драма, POV
Рейтинг: G
Краткое содержание: один из миров, где всё плохо. Аркобалено мертвы. И боль утраты легче переносить не в одиночку.
Примечание/Предупреждения: (почти крэк, почти на спор)

Ты потеряла – и я потеряла. А может, у меня никогда и не было… а вот ты этим владела. У вас всё было взаимно. От и до.
Только сейчас-то на душе у обеих одинаково пусто. И мало на что можно надеяться, кроме их легендарной везучести. Счастливой звезды наших вредных взрослых мальчишек.
И ты поплачь, если хочешь, ничего стыдного в этом нет. Сама я, правда, не умею – вернее, мне для того, чтобы выплакаться и очиститься от внутренних ядов, надо сначала до одури насмотреться мелодрам или начитаться чего-нибудь в том же роде. А ты любишь душещипательные фильмы о любви? Мне кажется, все старые солдаты их любят. Может, поплачем вместе? И я тебя обниму, и пожалею, и сравню с собой, и это будет наш пафосный реквием – слишком даже для меня… Но, может быть, обеим станет чуть-чуть легче.

@темы: текст, fandom Katekyo Hitman Reborn!, I этап. Низкий рейтинг, Осень 2017

---

1 этап

[Среднестатистический Ленивец]

Поздравляем с началом третьего конкурса в Мультифандомном Гамаке!
Напоминаем, что работы на первый этап можно присылать до 22:00 по Мск 29.10.17

код баннера

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5375520&tag%5B%5D=5512818&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=4a8191f9911f386a3ff347f346dc3a8c"><div align="center"><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/967052/336685823.8/0_20d7c6_2a9b06c8_orig" alt="Фандомный гамак 2017; 1 этап"></div></a>

@темы: I этап. Низкий рейтинг, Осень 2017

---

Бонус. Внеконкурс

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Присказка
Fandom: Once Upon a Time
Размер: миди, 4930 слов
Пейринг/Персонажи: Мила/Румпельштильцхен
Категория: гет
Жанр: драма, пропущенная сцена
Рейтинг: G
Краткое содержание: Но шли дни и недели, сменяли друг друга времена года, а кареты не то что не останавливались у околицы — вовсе по их улице не проезжали, и Мила поняла: ничего не изменится — не заберут. Да и слова кузена о том, что её не обделили, а всего лишь вернули на законное место, казались Миле отчасти правдивыми. После смерти отца она всё равно чувствовала себя чужой в доме.
Примечание/Предупреждения: Приквел к фанфикам Муж и сын и Гулящая

Мила в очередной раз вышла на крыльцо и глянула на небо: может, день уже начал клониться к вечеру? Но нет, солнце стояло в зените точно приколоченное. Мила вздохнула, окинула тоскливым взглядом дорогу, но ничего интересного там не обнаружила: соседские гуси щипали молодую траву у канавы, старуха Тильда, в три погибели согнувшись под вязанкой хвороста, возвращалась из лесу. Мила коротко кивнула ей и, не дожидаясь ответа, вернулась в дом.

Она хотела было прибраться, но тут же отбросила эту мысль. Их единственная жилая комната была под завязку завалена мокрой шерстью. Та сохла на притолоке, лежала ровным слоем на столе и сундуках, была разложена на полу и даже на кровати. Увязывать шерсть без него Румпель настрого запретил, побоявшись неопытности своей молодой жены: стоит в тюк попасть малой толике влаги — сгниёт вся пряжа.

Остальные дела Мила успела переделать за утро: доверху наполнила бочку водой, вычистила хлев, побродила вдоль грядок их маленького огорода в поисках пробивающихся сорняков. Стряпать нужды не было: со вчерашнего дня осталась похлёбка, с завтрака — с десяток ячменных лепёшек. И всё же Миле хотелось хоть чем-то занять голову и руки, коротая время до прихода мужа. Она сняла с полки ящичек с швейными принадлежностями и выдвинула из-под стола свёрнутую рулоном холстину. Из неё Румпель собирался нашить мешков, и хотя Мила не слишком ловко управлялась с иголкой, уж эта работа была ей под силу. Она отхватила от рулона несколько локтей ткани, соединила края и принялась за шитьё.

Румпель обрадуется, подумала Мила, стараясь класть стежки поровнее, и снова вздохнула. Замужем ей жилось неплохо. Только одиноко. Подруг в деревне Мила так и не завела, а мужа за последние недели видела чуть ли не реже, чем в короткий период его жениховства. Румпельштильцхен был прядильщиком, но сейчас, когда пришла пора срезать с овец зимнюю шерсть, ходил на подённую работу, беря в качестве оплаты долю сострига. Он уходил из дому чуть ли не засветло, возвращался поздно и тут же начинал мыть и раскладывать на просушку свой дневной заработок. Да и после ужина времени миловаться у них, считай, не было: Румпель торопливо проглатывал свою порцию и усаживался за прялку.

— Я скучаю по тебе, — жаловалась каждый вечер Мила, а муж только улыбался:

— Вот пройдёт майский праздник, днями из дому выходить не буду. Ещё надоем тебе.

За этим обычно следовали нежные уверения Милы, что надоесть Румпельштильцхен ей никогда не сможет, поцелуи и короткие объятья.

По-хорошему, им и жениться-то следовало на майский праздник. Трижды обойти с другими весенними парами вокруг украшенного цветами и лентами столба, с торжественной процессией пойти в церковь, на венчание, а потом, когда к вечеру вся деревня соберётся на танцы, целоваться при каждом выкрике «горько». В общем-то, они и собирались так поступить, только вот не смогли дождаться условленного срока и вопреки традициям сыграли свадьбу в самый разгар сева. Да что там сыграли — у них и гостей-то никаких не было, а цветы, которые Мила могла бы вплести в девическую косу, ещё не расцвели. Недовольный настойчивостью Румпельштильцхена священник наскоро обвенчал их после воскресной мессы, они под руку прошлись по деревне, демонстрируя всем своё новое единство, выпили в трактире кувшин вина — кислого и отдающего плесенью — и отправились домой, где их ждали мясной пирог и тушёная репа с потрохами.

За свадебным обедом Мила разволновалась так, что совсем не ощущала вкуса пищи. Её бросало в жар от многозначительных взглядов и улыбок Румпельштильцхена, и она уже не могла думать ни о чём, кроме наступающей ночи, во время которой ей предстояло стать его женой уже не только по званию. Румпель не обманул её ожиданий. Он был ласков и терпелив, и выполнение супружеского долга оказалось не болезненным, а даже приятным. А ещё — в его объятиях Мила почувствовала себя в безопасности, чего не бывало с ней с самой смерти отца.

Посреди ночи новобрачную разбудил мерный тихий стук: в постели Мила была одна, а её новоиспечённый супруг сидел за прялкой. Когда Мила шутливо попеняла ему — мол, рада, что муж ей попался такой работящий, но хоть сегодня можно не сбегать от жены, — Румпель только рассмеялся смущённо, сослался на срочный заказ, назвал Милу своей «сладостью» и велел спать. Так, толком не начавшись, закончился их медовый месяц. Конечно, они засыпали в обнимку и просыпались в одной постели, а при каждом удобном случае — целовались. Только случаи выпадали нечасто, не ко времени всё было, не по правилам.

Что бы ни говорили злые языки, в причинах поспешности их брака не было ничего постыдного. Просто жизнь у родни стала для Милы совершенно невыносима, а Румпель не мог видеть свою невесту несчастной.

В общем-то, к тому времени Мила уже совсем смирилась со своим положением. Это в первые месяцы жизни у родственников матери она всё ждала, что благородный кузен переменит своё решение, у их дверей остановится карета, и её заберут обратно в замок. Но шли дни и недели, сменяли друг друга времена года, а кареты не то что не останавливались у околицы — вовсе по их улице не проезжали, и Мила поняла: ничего не изменится — не заберут. Да и слова кузена о том, что её не обделили, а всего лишь вернули на законное место, казались Миле отчасти правдивыми. После смерти отца она всё равно чувствовала себя в замке чужой. Только вот и в деревне своей не стала.

Может быть, причина была в том, что здесь она оказалась неумехой. Не могла ни поставить тесто, ни обметать швы, ни растопить печь, ни подоить козу. Покойный барон не утруждал свою незаконную дочь работой, да её и не учили ничему толком — немного рисовать, немного фехтовать и играть на лютне. Только теперь это всё оказалось ненужным. А тётушка и сватьи так и норовили попрекнуть Милу каждым куском, что она съедала. Называли её и нахлебницей, и неумехой, и белоручкой.

Последнее было неправдой: на долю Милы приходилась самая грязная и чёрная работа, и занята она была достаточно. Эти попрёки было вытерпеть всего труднее. С остальным — скученностью крестьянского дома после простора замковых комнат, грубой пищей, пузырями на ладонях и стёртой кожей на костяшках пальцев — она свыклась быстро и даже научилась находить преимущества в своё нынешнем положении. Можно было гулять по лесу и деревне без сопровождающих, ходить на ярмарку и танцы, зимой кататься с гор, летом купаться голышом в тихой заводи. В её прежней жизни единственными дозволенными развлечениями были охота и редкие поездки в город за покупками. Отец полагал, что его дочь слишком хороша для деревенских праздников, ну, а для праздников господских она, видимо, была хороша недостаточно. Поэтому о турнирах, балах и званных обедах Мила знала лишь по наслышке.

Иногда в замок заезжали гости. Миле в такие дни настрого запрещали показываться на глаза и подавали ужин прямо в комнату. Впрочем, отец был непоследователен. К ночи, дойдя до какой-то степени опьянения, он забывал о собственном приказании и мог вытащить Милу из постели ради того, чтобы она сыграла на лютне перед пирующими. Но в пении перед осоловевшими от выпитого немолодыми рыцарями увлекательного было мало.

Конечно, Мила горевала по отцу, да и о прежней беззаботной жизни нередко вспоминала с сожалением. Но всё же она была молода, полна сил и надежд, и всё это мешало ей горевать слишком долго.

Румпельштильцхен приметил Милу давно, а подойти решился не сразу. С начала минувшего лета она обнаруживала воткнутые в плетень пучки полевых цветов, да только никак не могла догадаться, ни чьих это рук дело, ни кому они предназначены. Мила была не единственной девицей в доме, а тёткины дочки, хоть и не вошли ещё в возраст, но казались достаточно бойкими и хорошенькими, чтобы подозрение пало на них.

Загадка раскрылась в день солнцестояния. На гулянье, казалось, высыпала вся деревня, а девушки щеголяли венками, вплетёнными в волосы яркими цветками гвоздики и шиповника. Мила не успела украсить себя к празднику, да и не приходилось ей прежде вплетать в косы что-то, кроме лент. Когда хоровод распался на пары, она неожиданно для себя оказалась одна. Подол нарядного платья посерел от пыли, поднятой десятками ног, слева и справа её теснили танцующие. Сперва Мила ещё притопывала и вскидывала руки вверх следом за всеми, но вскоре оставила эти попытки и, бесцеремонно раздвигая локтями пляшущих, стала протискиваться к краю круга. Ниже по улице горели костры. Хозяева трактира выставили рядом с ними бочки с пивом, и каждому, кто осмеливался перепрыгнуть через высоко горящий огонь и справлялся с этим, не подпалив себе ни одежды, ни пяток, наливали бесплатно. Мила уже хотела присоединиться к собравшимся вокруг огня зевакам, как кто-то окликнул её по имени. Это был парень, встрёпанный, но одетый нарядно и чисто. Впрочем, на праздник все старались принарядиться. Мила с интересом оглядела собеседника, отмечая прилипшую к мокрому от пота лбу волнистую прядь, высокие скулы, пёстрый лоскут мягко повязанного платка на шее, растоптанные башмаки, тёмный жилет из тонкой шерсти и полурасстёгнутую, вздувшуюся пузырём на животе, рубаху.

— Постой, — попросил он ещё раз и достал из-за пазухи венок: — Это тебе.

Мила повертела венок в руках. Он был сделан из плотно сплетённых ещё зелёных колосьев, травы и синих полевых цветов.

— Так это ты нам букеты подсовываешь, — заметила она утвердительно.

— Я, — расплылся в улыбке парень.

— Для меня, значит? — усмехнулась ответно Мила. — Ты так не делай больше. Кузинам моим влетело из-за тебя, дядя им чуть все косы не повыдирал.

— Кузинам? — переспросил парень удивлённо, и брови его препотешно поползли вверх.

— Тёткиным дочкам. Не сёстрами же мне их звать, не единородные мы. Что, слова такого не слышал? — догадалась Мила.

А парень только плечами пожал:

— Не доводилось. — Усмехнулся криво. — У меня родни негусто, вот и не нужно разбираться, кто кем приходится. — И кивнул на венок: — Что ж не наденешь? Не нравится?

— Нравится, — Мила водрузила подарок на голову. — Только цветов ты больше не носи.

— Не буду, — пообещал парень и протянул ей руку: — Потанцуешь со мной?

— Я к кострам собиралась, — замялась Мила. — Посмотреть.

— Так пойдём вместе посмотрим. — Мила не спешила вкладывать ладонь в протянутую руку, но и парень, или молодой мужчина — в надвигающихся сумерках разобрать возраст было сложно — был по-своему настойчив и предложенной руки не убирал. — А хочешь, я прыгну? Или, — он шлёпнул левой ладонью по висевшему на поясе кошелю, — так тебя угощу.

— А после приставать будешь, — пристально взглянула в глаза собеседнику Мила.

— Да не пристану. Не помнишь разве меня? — с досадой поморщился парень и наконец представился: — Меня Румпельштильцхеном зовут, и дом у меня в Свинном тупике. Тупик — это потому, что дорога в болото упирается. А свиней у нас почти никто и не держит, прозвание старое. Пойдём? — Румпельштильцхен выжидающе смотрел на неё, и Мила дала ему руку:

— Ладно.

Приставать тем вечером он и вправду не стал. И в отличие от тех парней, что раньше пытались за ней приударить, обошёлся без пошлых шуточек.

Да и воткнутые в плетень цветы появляться перестали. Зато всё чаще появлялся сам Румпель. То совершенно случайно оказывался рядом на гулянье, то они сталкивались у колодца, то выяснялось, что купаться она ходит именно туда, где Румпельштильцхен ставит свои бредни. Чаще всего они просто говорили, иногда бежали вперегонки, и каждый раз Румпель вызывался её проводить, но рук не распускал и никаких намерений не выказывал. Мила даже и сомневаться начала, есть ли у него эти намерения? Может быть, издалека она ему глянулась, а вблизи уже нехороша показалась, и теперь Румпель и болтает с ней, и провожает только по доброте душевной? Жалеет её, сироту? В общем, Мила сама не заметила, как влюбилась по уши, и когда её всегдашний провожатый, наконец, решился сорвать поцелуй на прощанье, ответила с таким пылом и готовностью, что Румпель даже опешил.

С того дня на смену случайным встречам пришли свидания. Мила спешила поскорее справиться с поручениями тётушки, причёсывалась тщательней, чем когда-либо, и, отмывая руки, так скребла их золой, что они краснели и шелушились от её усилий. Сколько изобретательности ей иной раз приходилось проявлять, чтобы найти предлог уйти со двора. И всё же они виделись почти каждый день. Их не останавливали ни зачастившие осенью проливные дожди, ни грянувшие в самом начале ноября холода. Хоть урывками, хоть по полчасика, они бывали вместе. Иногда они только целовались. Иной раз успевали и поговорить. Мила, никогда не считавшая себя болтливой, сама удивлялась тому, как легко с Румпелем говорить о самом потаённом, никому не рассказанном, почти постыдном. И очень скоро Румпель знал всё и про её маму, и про отца, и про то, как ей живётся у тётки с дядей. Может быть, всё дело в том, что слушал он всегда внимательно, хотя и мало что говорил на её рассказы. Только смотрел с интересом или сочувственно, прикусывал губу и вставлял короткое «Вот как», крепче переплетал свои пальцы с её; а как-то со вздохом погладил её по плечу: «Сиротский хлеб горек». Если бы кто другой пришёл при ней к такому заключению, Мила кинулась бы спорить и доказывать его неправоту — двусмысленность положения бедной родственницы казалась ей чем-то оскорбительным. Но жалость Румпеля не унижала, а наоборот приносила облегчение сердцу. Может быть, оттого, что была переплетена с любовью. О себе Румпель почти не распространялся, всё больше смешил Милу, изображая в лицах то покупателей на рынке, то бургомистра Франца, чья семья всегда занимала лучшие места в церкви, то шутливо пересказывая последние события. Почти каждый раз Румпель приносил какой-нибудь гостинец: яблоко, пряник или пирожок, как-то даже пытался всучить ей яркий леденец из патоки. Мила неизменно отказывалась. Румпельштильцхен вроде соглашался, но его подарки потом находились или в кармане её передника, или каким-то волшебным образом Румпель извлекал яблоки из её правого уха, а пирожки — из узких рукавов котты.

— Я тут совершенно ни при чём, — оправдывался он с хитрой улыбкой.

— Чудеса какие-то, — смеялась Мила, а Румпель качал головой:

— Ну, не чудеса, фокусы.

Они старались встречаться подальше от чужих глаз, чтобы не давать лишнего повода для сплетен, но то, что теперь Мила «ходит с прядильщиком», от деревенских не укрылось.

Тётка, конечно, тоже не могла не знать об этом, но вмешиваться не спешила. Мила уже надеялась, что ей удастся избежать этого разговора. Но как-то за ужином дядя в очередной раз принялся распекать её за отсутствующий вид, за то, что не так села, не так взглянула, не выразила должной благодарности. Мила на эти упрёки только больше насупилась, сжала в кулаке кусок хлеба, которым вычищала плошку, и собралась уже выйти из-за стола и сказать в ответ что-нибудь дерзкое, но тут дядя достал козырную карту:

— Что зыркаешь? — выговорил он с презрительной усмешкой. — Думаешь, замуж выскочишь, и поминай как звали? Ещё неизвестно, возьмёт ли тебя твой прядильщик. Может, ещё подумает. Нашла, с кем связаться. Ему же верить нельзя. Отец его был обманщик, карточный шулер и вор.

Кузины, сидевшие низко опустив головы и пристально смотревшие в собственные плошки с похлёбкой, хором прыснули, кузен покачал головой. А тётка заключила злорадно:

— Ну хоть какого нашла и на том спасибо, — и добавила уже спокойней: — Нет, ну сам-то Румпельштильцхен смирный вроде, ничего не скажу. Да только яблоко от яблони далеко не укатится.

Хлеб крошился у Милы под пальцами, осыпаясь на подол, а в душу заползали сомнения. Нет, думала она, вспоминая тёмные глубокие глаза, улыбку то застенчивую, то лукавую, Румпель не мог ей лгать.

Но всё же, на следующий день, когда они, как было между ними условлено, встретились в ближайшем леске, она неожиданно взглянула на своего возлюбленного другими глазами.

Румпель не сразу уловил её настроение, поймал её руки в свои, согревая дыханием, поднёс к губам. Это было так нежно, и при других обстоятельствах Мила бы растрогалась, но в тот раз слова жгли её изнутри сильнее, чем мороз снаружи, и она отшатнулась, пряча покрасневшие ладони под передник.

— Ну что за негодная девчонка, — начал Румпель шутливо и принялся снимать собственные перчатки. — Кто же ходит в такой холод с голыми руками. Надень-ка скорей, — протянул он ей шерстяной комок.

Мила вяло кивнула. Перчатки были замараны чем-то вроде жира, да и нитки торчали из зацепок на ладонях, но в них действительно стало теплее. Мила натянула их поглубже, чтобы не сваливались, и произнесла, глядя куда-то мимо Румпеля, на голые, подёрнутые инеем, стволы осин:

— Я тут подумала, ты мне никогда не говорил ни о семье своей, ни о детстве, ни о родне.

— Не говорил, — мрачно согласился парень и прибавил горько: — Что, другие рассказали?

— Да, — Мила по-прежнему не решалась смотреть Румпелю в лицо. — Это правда, что отец твой был шулером и вором?

— Правда, — эхом откликнулся Румпельштильцхен. — А ещё никчёмным человеком и трусом. — Он говорил тихо, словно обращался не к Миле, а к себе самому. — Только я на него совсем не похож. А кто, — встрепенулся он, — тебе сказал?

— Дядя мой и тётка, — пробормотала Мила виновато и в конце концов обернулась к Румпелю.

Тот скривил рот в грустной усмешке:

— Пусть теперь мне в глаза повторят. Только, — сглотнул он. — не повторят. Не посмеют.

Через несколько дней Румпельштильцхен и впрямь заявился к ним в дом, да не с пустыми руками: он принёс шерстяные нитки, такие тонкие, какие Мила последний раз видала ещё в отцовском замке, корзину яблок и кувшин наливки. Тётка отправила Милу в сарай за дровами, и, вернувшись, она наткнулась на запертую дверь. Постояла в сенях, пытаясь вслушаться в разговор, но ничего не разобрала и еле успела отскочить, когда дверь распахнулась. Из комнаты показался Румпель. Кажется, выпивший, но серьёзный до мрачности. Он вскинул на Милу глаза и произнёс тихо, но твёрдо:

— Не повторили.

А когда он ушёл, Мила узнала, что её просватали. Пору осенних браков, заключавшихся, как было заведено в их краях, сразу после сбора урожая, они пропустили, и свадьбу назначили на май.

Не сказать, чтобы от этого решения её жизнь сильно переменилась. Тётка по-прежнему сживала её со свету из-за всякой малости, дядя тыкал в лицо своим опротивевшим милосердием, и даже кузины таскали у неё гребни и ленты, зная, что им это сойдёт с рук. Но всё же теперь Мила знала, что не век ей терпеть положение приживалки. И хитрить, выискивая поводы для встреч с Румпелем, больше было не нужно. Отныне он сам заходил за ней вечером, и они бродили по тёмным улицам, иногда отыскивая укромные местечки. Зима выдалась суровая и бесснежная, даже на святки землю едва припорошило белой крупой, и порой во время гуляний они промерзали до костей. Согревались как могли: затевали игру еловыми шишками, заменявшими снежки, подпрыгивали на ходу и прятали окоченевшие руки подмышками. Но всё это не слишком помогало. «Главное, — провозглашал Румпель, прежде чем накрыть её рот своими посиневшими пляшущими губами, — чтобы носы не смёрзлись. Хороши же мы будем». Но ничего такого не случалось. Наоборот, поцелуи согревали не хуже горячего вина, а иглами пронзавший кожу мороз заставлял их прижиматься друг к другу ещё плотнее и ближе. Привести Милу к себе Румпель не мог. Пусть она и знала, что он не сделает ей ничего дурного, но если бы кто увидел её выходящей из его дома раньше времени — пересудами бы не обошлось, могли и дверь вымазать дёгтем.

— Хороший у тебя дом, — замечала Мила, когда они проходили по Свинному тупику мимо низенького каменного жилища, к стенам которого лепились деревянные пристройки.

— Ага, — соглашался Румпельштильцхен, и вместе со словами изо рта вылетал белый пар. — Только пол прогнил, надо перестелить, — замечал он, и на его лицо наползало выражение озабоченности. — У меня никак руки не доходят. Да и доски купить бы или раздобыть разрешение… Только кто же его мне даст?

— Справимся как-нибудь, — прерывала его бормотание Мила. — Ты же неплохо живёшь?

— Хорошо, — твёрдо заключал Румпель. — Но тебе бы получше надо, ты — другое дело.

— Какое же другое, дурачок, — возражала она со вздохом. — Тоже мне, нашёл важную особу.

— На рынке случается, весь день зря простоишь — ни одного настоящего покупателя. А для мануфактуры прясть — втрое меньше платят, только деваться некуда. Я всё за прялкой, — признавался он почти смущённо. — А тебе бы нужен муж рыцарь. Или купец хотя бы, — с каждым последующим словом вид у Румпельштильцхена становился всё более отсутствующим, точно он грезил наяву, и Миле приходилось его тормошить, чтобы вернуть к реальности.

К чему скрывать, Мила и впрямь думала когда-то, что мужем её будет рыцарь, что при доме её будет конюшня, а не тесный хлев с овцами, и что в базарный день её супруг будет выходить из дома с мечом на поясе, а не с корзиной, полной мотков шерсти. Но всему этому вряд ли было суждено сбыться, да, к тому же, теперь она полюбила Румпеля и представлять кого-то другого на его месте ей не хотелось. Поэтому она умалчивала о своих мечтах, и говорила только:

— Ты не смотри, что мой дядя зажиточный. Меня он в чёрном теле держит.

— Что мне на дядю твоего смотреть, — отшучивался Румпель. — Я на тебя смотрю. Что-то ты уже совсем заледенела, дай хоть щёки разотру.

Сшить себе приданное за зиму Мила бы не успела. Не только потому, что ей трудно давалась возня с нитками и иголками, но и оттого, что её дядя, хотя и считался в деревне зажиточным, скорее бы дал себе руку отрезать, чем купил бы полотна на простыни и сорочки для непутёвой племянницы или кружев для её свадебного наряда. По счастью, Милу выдворили из замка не с пустыми руками. Сундук, служивший ей постелью всё время, что она жила у родственников, был заполнен одеждой, бельём, кое-какой посудой. Там же, на самом дне, лежали завёрнутые в обрез ткани мамины украшения: серебряный обруч и запястья, украшенные чеканным узором, спускавшиеся по самые плечи серьги из резного, тонкого точно кружево серебра.

Девочкой Мила вечерами смотрела, как мама расщёлкивает запястья, вынимает из ушей серьги и трёт пальцами распухшие мочки. Последним, уже отколов от затылка косы, мама снимала обруч. От него на лбу оставалась красноватая полоса. Мила забиралась маме на колени, чтобы получше разглядеть её сокровища — до того, как они будут спрятаны в шкатулку. Любовалась обручем, едва прикасаясь к нему пальцем, повторяла тонкие очертания узора, удивлялась тому, как отблеск свечей окрашивает огненным цветом выгравированные на серебре цветы. Дотрагиваться до серёг Мила не решалась: слишком тонкая работа, боязно испортить. «Нравится? — переспрашивала мама и гладила Милу по непослушным волосам. — Вырастешь, будет твоим». «А папины доспехи мне тоже тогда достанутся?» — поинтересовалась как-то Мила. Маме этот вопрос не понравился. Она нахмурилась и ссадила девочку с колен. «Нет, разумеется, — мама сердито поджала губы. — Чего ещё удумала, доспехи его милости! — а потом, смягчившись, прибавила: — Они тебе и не понадобятся. А в моих запястьях, может статься, ещё и под венец пойдёшь. Дай Бог мне дожить до этого». Мама умерла уже давно, так что образ её потускнел и словно покрылся пылью. Но эти слова Мила запомнила и мамины сокровища сберегла до случая. Пусть маме и не суждено было это увидеть, Мила собиралась надеть их на свадьбу.

К марту снег всё-таки выпал, но не продержался и седьмицы. Всё таяло, и ещё недавно ровные дороги превратились в непролазную грязь, по которой и ходить-то было неприятно. Весна прибавляла работы, но сейчас, когда каждый день приближал Милу к началу новой жизни, это не так тяготило, как прежде. В один из солнечных дней тётя велела развесить по забору перины и стёганные одеяла — пусть сохнут. Выполнив поручение, Мила раскрыла и свой сундук. Свадебное платье тоже стоило проветрить, и она давно уже припасла кусок извести, чтобы отполировать потемневшее серебро, только вот времени на это всё никак не находилось. Приподняв сложенное стопкой бельё, Мила пошарила по дну в поисках драгоценного свёртка, но рука её не натыкалась ни на что даже отдалённо напоминающее бархат. Сначала ей подумалось, что она сама же куда-нибудь переложила свои сокровища. Мила вынула из сундука все вещи, сложила их обратно, вынула снова, перебрала по одной и вернула на место, но в сундуке были только сорочки, простыни, платья — свадебное красное и суконное синее, с меховой оторочкой на рукавах, пять плошек из обожжённой глины, несколько костяных шпилек, обвязанных лентой… Но ни бархата, ни серебра отыскать она не смогла.

Тогда Мила кинулась к тёте. Пусть та и бывала несправедлива к ней, но всё же у Милы теплилась надежда: вдруг тётка просто перепрятала её украшения, сочтя, что стоящий посреди горницы сундук — место ненадёжное?

Тётка только руками развела: какое серебро? Не было такого. И не привозила Мила из замка ничего, кроме тряпок. Может, ей приснилось или померещилось? Лучше бы делом занялась, чем ерунду молоть.

В Миле, обычно покорно сносившей нападки, поднимался гнев. Она смотрела на то, как тётка одно за другим выплёвывает обидные слова, как всплёскивает короткими ручками, и, подбоченясь, окидывает Милу недобрым взглядом, и ей хотелось в кровь разбить ненавистное лицо, вцепиться в прилизанные волосы, увидеть, как вечно поджатые губы кривятся в плаче. Но Мила не сделала ничего из этого, лишь топнула ногой и выкрикнула в бессильной ярости:

— Это были украшения моей мамы!

— И что с того? — равнодушно отозвалась тётка. — Хватит шуметь уже, лучше птичником займись, дармоедка.

Мила сжала кулаки:

— Вы украли их. Если бы моя мама только была жива! Если бы она видела это!

Тётя нехорошо усмехнулась и придвинулась ближе к Миле:

— Хотела бы и я, чтобы моя сестрица посмотрела. «Если бы моя мама была жива!» — передразнила она ядовито. — Кто, по-твоему, была твоя мать? Баронесса? А вот и нет, милая. Баронской подстилкой она была, так-то! И если бы эта шлюха была жива, — чётко выговорила тетя, — она бы сейчас утёрлась, как и ты утрёшься, и будешь ещё благодарна, дрянь, за то…

Тётя хотела сказать что-то ещё, но Мила не стала слушать: ударила её кулаком в скулу, со всех сил, так, что заболели пальцы, подхватила висевший на гвозде плащ и опрометью выбежала из дому.

Она бежала, не разбирая дороги, сама не зная, куда, и даже немного удивилась, когда обнаружила, что ноги принесли её в Свинной тупик. Впрочем, больше идти ей было не к кому.

Румпель выслушал её молча, не перебивая и ничего не выспрашивая. А когда Мила закончила и спрятала в ладонях пылающее, мокрое от слёз лицо, сказал веско:

— Ты больше туда не вернёшься.

Мила подняла на него глаза, чтобы убедиться: не шутит ли. Но Румпель казался совершенно серьёзным, и взгляд его светился уже знакомой Миле мрачной решимостью.

— Куда я денусь? — спросила она осторожно.

Румпель пожал плечами:

— Ко мне. Мы поженимся. В ближайшее же воскресенье.

Мила тонко всхлипнула:

— А сейчас мне куда? Как мне людям в глаза потом смотреть, подумал ты? Я же… не могу у тебя остаться.

Румпельштильцхен вздохнул, потёр ладонью подбородок и притянул к себе Милу, укладывая её взлохмаченную голову себе на грудь.

— Не волнуйся ты, — сказал он уже не так жёстко. — У меня не можешь, у Тильды несколько дней поживёшь — она вдова, дочь по осени замуж выдала, одна теперь. Деньги ей нужны, она не откажет и много не возьмёт.

— У меня и мало-то нет, — пробормотала Мила ему в жилетку.

— У меня найдётся, — Румпель запустил пальцы в Милины спутанные волосы. — Я прикопил тут, думал у сплавщиков брёвна покупать. Для пола. Ну, вот и пригодятся. А пол уж когда-нибудь потом. Ладно?

— Да, — шепнула Мила в знак согласия.

И вправду, в тот же день Румпель достал из сарая старые волокуши, переправил к Тильде и сундук с приданным, и остальные нехитрые пожитки своей невесты. Их свадьба вышла поспешной и не слишком праздничной, но ждать они больше не могли.

Может быть, стежки были излишне широкими, может быть, Мила натягивала нитку чересчур сильно, только шов, задумывавшийся, как гладкий и ровный, стягивал ткань волнистыми буграми. Как же у Румпеля выходит так ровно и гладко, подумала Мила с досадой. Хорошо ещё, что она взялась шить не платье, а всего лишь мешок. Мила ещё раз посмотрела на получившееся у неё безобразие и задумалась: распороть или оставить как есть? Просто закончить начатое. Может быть, мешок и выходил неопрятным, но в конце концов мешки шьют не для того, чтобы на них любоваться.

Мила воткнула иголку в дерюгу, вывернула предполагаемый мешок изнанкой внутрь и обернулась на звук распахнувшейся двери. Румпель влетел в дом, снося всё на своём пути:

— Мила!

Она выставила перед собой мешок:

— Глянь, что у меня получается. Я почти закончила.

Румпельштильцхен слепо скользнул взглядом по перекосившейся ткани:

— Пока не очень у тебя выходит.

— Ну что не так опять? — буркнула Мила. — Держится-то крепко.

Румпельштильцхен ещё раз нехотя взял в руки дерюгу и проговорил рассеянно:

— Для шерсти, может, и сгодится, а вот мука просыплется. Вишь, какие дыры, — указал он на несколько слабо натянутых стежков и, вернув мешок Миле, покачал головой: — Ничего, научишься. Уже лучше, чем прежде. Терпение только нужно.

Несмотря на эти мудрые слова, сам Румпельштильцхен всем своим видом олицетворял воплощённое нетерпение. Глядя, как он переминается с ноги на ногу, беспокойно оглядывает их жилище и теребит собственный рукав, Мила проглотила смешок. Было похоже, что Румпель порывается ей что-то сказать, но никак не может решится.

— Что-то ты рано сегодня и, — кивнула Мила на болтавшуюся у него на плече тощую котомку, — с пустыми руками. Тебе не заплатили?..

Румпель сморщил нос и взмахнул рукой. Жест получился ломанным.

— Нет, с этим всё в порядке, я сам пропустил день. Думал, покончу с прядением навсегда.

— Как так? — Мила посмотрела на мужа уже с беспокойством.

— В деревне вербовщики, и герцог набирает войско. Там за горами плодородные земли, незаселённые никем, кроме огромных тупых великанов. Победа — дело решённое, — Румпель пожал плечами. — Новобранцы уже завтра отправляются в учебный лагерь. Их будут обучать бою на мечах, верховой езде и грамоте. А там, ты же знаешь, как бывает. Иной раз и простолюдинов посвящают в рыцари за храбрость и смекалку, проявленную на поле битвы. Вот я и подумал, — Румпель улыбнулся печально. — почему не меня?

— Ну? — протянула к нему руки Мила. — Ты завербовался?

Румпель рассеянно посмотрел на лавку, небрежным жестом скинул на пол тяжёлые хлопья шерсти и уселся рядом с ней.

— Я хотел, — проговорил он тихо. — Я хотел. — Румпель посмотрел на собственные руки. — Не взяли. Ростом, говорят, не вышел. — Он со злостью ударил кулаком по лавке. — Не подошёл.

Он был рядом с ней, и Мила чувствовала через юбку, как его бедро касается её колена, он был так близко, что она могла услышать каждый его вдох и выдох. И всё же Миле показалось, что Румпель далеко, не дотянуться. Она не привыкла видеть его таким: поникшим, словно обмякшим.

— Я люблю тебя, — сказала Мила, будто эти слова могли исправить случившуюся с ним несправедливость. — Люблю.

Румпель улыбнулся ей ласково, но по-прежнему издалека:

— И я тебя.

Они целовались долго и нежно, и после Румпель держался уже почти как прежде и улыбался Миле так полюбившейся ей лукавой улыбкой, только где-то — то ли в глубине тёмного взгляда, то ли в напряжённой скованности движений — притаилась грусть.

Мила не умела утешать, как-то не приходилось. Да и повод огорчаться казался ей вполне законным. Но всё же ей хотелось сказать хоть что-то, только подобрать слова никак не получалось. Они пришли на язык уже вечером, когда муж сидел за прялкой и, тихонько напевая, сучил нить.

— Знаешь, — сказала она, — в жизни всякое может случиться, не угадаешь. Может, ещё всё переменится.

— Может, — согласился Румпель, не отрываясь от нити.

Ни он, ни сама Мила, не подозревали, насколько правдивыми окажутся её слова. Всё переменится, раньше, чем они успеют понять это, и перемены принесут в их жизнь больше горя, чем радости. Но пока они не знали об этом. Мила шила, Румпельштильцхен прял, и оба они мечтали о будущем, которому было не суждено свершиться.

Унести баннер?

<a href=http://budnigamaka.diary.ru/?tag=5456930" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/194858/336685823.8/0_1b3d9c_8125dea8_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, fandom Once Upon a Time, Осень 2016, внеконкурс

---

Бонус. Внеконкурс

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Политическая мелодрама
Fandom: Yes, Prime Minister
Форма: фанкомикс
Персонажи: Дональд Трамп (президент США), Джим Хэкер (премьер-министр Великобритании), Дороти Уэйнрайт (политический советник премьер-министра), сэр Хамфри Эплби (секретарь кабинета министров, глава британской госслужбы )
Категория: джен
Жанр: повседневность, кроссовер с RL политикой/modern AU, крэк
Размер и вес: 1 стрип; 700kb (500 x 1500)
Рейтинг: G
Саммари: альтернативный вариант визита Трампа

Унести баннер?

<a href=http://budnigamaka.diary.ru/?tag=5456930" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/194858/336685823.8/0_1b3d9c_8125dea8_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: визуал, Бонус, fandom Yes Minister, Осень 2016, внеконкурс

---

4 этап, драббл, fandom Once Upon a Time

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Город мертвых
Fandom: Once Upon a Time
Задание: СТРАШНАЯ СКАЗКА
Размер: драббл, 884 слова
Пейринг/Персонажи: Генри, Гензель и Гретель, Грейс
Категория: джен
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: вечер где-то перед Хэллоуином и четверо детишек, рассказывающих страшилки. Генри, конечно, выделился

— Генри, твоя очередь!
Генри Миллс, замечтавшийся не к месту, получил тычок под ребра от кого-то из одноклассников. Встрепенувшись, он мило улыбнулся, безмолвно спрашивая: «Чего?»
— Ты как не с нами, — с обидой в голосе заметила Гретель. — Ты вообще слышал, что я рассказывала?
— Да, конечно, слышал, — достоверно округлил глаза Генри. Ему и слышать не надо было: все сказочки, которые могли бы рассказать дети в эти тихие предхэллоуинские посиделки, Генри знал наизусть. Он вообще много что знал наизусть по части историй.
— Ну и... перескажи!
— Да ладно тебе, Гретель, — возразила Грейс. — Ясно же, что мы все всё знаем, ну, перескажет он страшилку про слендера своими словами. Только сам-то он и того рассказать не может. Тоже мне, знаток сказок.
Генри обиделся. Ведь среди них он действительно был знатоком сказок.
— А хотите, такое расскажу, чего вы в жизни не слышали? — провокационно-таинственно спросил он и хитро прищурился.
— Спорим, я продолжу твой рассказ после двух предложений? — заметил Гензель.
Генри хмыкнул и оставил вопрос без ответа. Устроившись поудобней, он глотнул из чашки какао и сделал вид, что задумался.
— А вы знаете...
— Что? — не утерпела Грейс.
— Что наш город на самом деле — город мертвых?
— Это как?
— А так. Здесь все мертвецы, — лицо Генри посерьезнело. — Поэтому и время для всех застыло на двадцать восемь лет, поэтому и живы все до сих пор. Условно живы.
Дети примолкли и выжидательно смотрели на Генри. Такого они действительно не слышали.
Генри перетянул паузу, и как только он захотел заговорить, его на лету перебила Гретель:
— А как же тогда запахи? От мертвецов, знаешь ли, воняет.
— Магия, — поднял брови Генри, — и проклятие.
— Проклятие не подразумевало, что все умрут, — буркнул Гензель. Похоже, до него дошло, что к мертвецам причислили и его, и это испортило ему настроение.
— Но что-то пошло не так, — заявил Генри. — И сейчас Сторибрук колеблется на границе между двумя мирами: миром живых и миром мертвых. Именно поэтому никто и выехать не может. Ну, кроме тех, кто жив.
— То есть тебя и твоей мамы, — подытожила Гретель. — А вы пробовали выехать?
— Спокойно выезжаем, — подтвердил Генри, и все дети затихли.
— То есть, мы — зомби? — подала голос Грейс.
— Не обязательно. Знаете, я думал: все зомби — это было бы странно, верно? Все-таки проклятие предусматривало иерархию.
— И?
— Ну, злая королева, например, переквалифицировалась в королеву вампиров. По крайней мере, судя по моим... — Генри замялся, подбирая слово, — изысканиям.
— Точно, крови у города она попила прилично, — хмыкнула Гретель.
— Но тут выяснилось, что ее мать жива, — округлил глаза Генри.
— Значит, она не может быть королевой вампиров!
— Вот именно! А мы-то думали... — Генри прикусил язык: не все в городе знали, как умерла Кора.
— Поэтому Регина с ней и расправилась. Всё это — борьба за власть! А Белоснежка кто?
— Эмф... Пожалуй, вампир, — предположил Генри. — Точно, вампир. Но очень скромный такой, маленький и стыдящийся своей вампирской сути.
Между детьми проскочил тихий приглушенный смех.
— А вот у деда Дэвида есть аж свой доппельгангер. Да-да. У него был брат-близнец. И он умер.
— Значит, твой дед Дэвид — сам и есть доппельгангер, — заметила Гретель. — А мы кто?
— А вы как раз зомби.
— Я лично скелет, — заметил Гензель.
— Почему?
— Самый маленький и незаметный. Всех отправят на тот свет, а я спрячусь, и меня не заметят.
— Балда, — отчего-то рассердилась Гретель и натянула ему на нос вечную шапочку.
— Нет, ну а что?! А оборотни бывают мертвые?
Генри призадумался: об этом он не думал.
— Не бывают, — категорично заявил Гензель. — Оборотни же всегда с вампирами воюют, ну вы что, в самом деле.
— Логично, — согласился Генри, явно еще что-то обдумывая.
— Вот поэтому в кафе у Бабули так отвратительно готовят и дерут за это втридорога, — заявила Гретель, и все засмеялись.
— Кстати, у нас и призраки есть, — заметила Грейс. — Все те, кто умер. Например, прежний шериф.
— Он совсем умер, — резонно возразила Гретель, — он уже не на границе, а в мире мертвых.
— А кто тогда? Призраки обязательно должны быть.
— А помните девушку, в которую стрелял заезжий пират? — нахмурившись, спросила Грейс. — Вот она же потеряла память. Она стала призраком.
— Белль, — кивнул Генри, — но память ей вернули. Правда, как-то так странно, что меня и пообщаться с ней не пускают.
— Тогда, значит, она вообще голем. Ну, ее же создали заново, восстановили из мертвых, — неуверенно предположил Гензель.
— Големы — это вообще другое, — фыркнула Гретель.
— Разные бывают! Некоторых вот так оживляют! — горячо возразил Гензель.
— Точно! Мистер Голд не смирился с потерей и типа как оживил Белль! А получил... голема, — сказала Грейс.
— А сам Голд кто, догадаетесь? — спросил Генри.
— А он лич, — легко пожал плечами Гензель. — Такой весь могущественный и продавший душу за... за что он мог продать душу, как думаете?
— Известно же: за сына, — сказала Гретель.
— А сын живой? — вдруг спросила Грейс.
— Конечно, живой, — возмутился Генри, — иначе бы он не был моим папой. Да и под проклятием он не был.
— Но ведь в Сторибруке рождались дети, — заметила прореху в гипотезе Гретель.
— У кого? А, у Эшли, — Генри задумался. — А вы помните, что перед проклятием у Эшли пропал муж, а от переживаний были какие-то проблемы с будущим ребенком?
Дети отрицательно покачали головами.
— А я помню. Ребенок родился мертвым.
— Он растет, — недоверчиво возразила Гретель.
— И волосы моей мамы тоже растут, — сказал Генри. — Это же всего лишь страшилка. Что вы как будто я вам тут тайну бытия открыл, — и он рассмеялся.
Гензель, Гретель и Грейс, увлекшись, на самом деле забыли, зачем они тут собрались. А Генри задумался: как живым бороться с мертвецами, если мертвецам помогает магия, а живых всего двое на весь город?.. И тут же встряхнулся: он же сам это сочинил!.. Страшилка же!.. Самая настоящая.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5382700&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=8a170d6980a8425f3ebb624c6ba690da" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa581_6cca4099_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, fandom Once Upon a Time, IV этап. Спецквест, Осень 2016

---

4 этап, арт, fandom Yes Minister

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Трамп
Fandom: Yes, (Prime) Minister
Задание: СТРАШНАЯ СКАЗКА
Оригинал: Trump
Язык оригинала: английский (первичный авторский перевод)
Форма: фанкомикс
Персонажи: президент США Дональд Трамп, премьер-министр Великобритании Джим Хэкер, секретарь его кабинета министров и глава государственной службы сэр Хамфри Эплби, главный личный секретарь премьер-министра Бернард Вули (упоминается; за кадром)
Категория: джен
Рейтинг: G
Количество страниц: 1 стрип, 828kb (500 x 1318)
Краткое содержание: встреча на высшем уровне
Примечание/Предупреждения: modern AU, кроссовер с RL политикой, крэк, OOC, чиби-стиль

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5382700&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=8a170d6980a8425f3ebb624c6ba690da" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa581_6cca4099_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: визуал, fandom Yes Minister, IV этап. Спецквест, Осень 2016

---

3 этап, драббл, fandom One Piece

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Черный свет
Fandom: One Piece
Размер: драббл, 434 слова
Пейринг/Персонажи: Курахадол/Кайя
Категория: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Она готовит для него пирог и улыбается.
Примечание/Предупреждения: возможен ООС

Она готовит для него пирог и улыбается.
Она подходит к окну и ждет — час, два, больше. Она может прождать весь день напролет, если он не велит ей отдыхать:
— Не стоит так долго стоять у окна. Вы простудитесь.
У него взгляд хищника, а она дрожит — не то от холода, не то от страха.
Она ждет.
Не его, другого.
Год назад на остров прибыли пираты. Они оказались страшно слабыми — ничего не стоило разобраться с ними в одиночку, уж ему-то, капитану Куро, это было раз плюнуть.
Только вот защищать других он не привык. До того, как он покончил с пиратами, те успели убить ее родителей.
Узнав об их смерти, она впала в странное, полубредовое состояние. Снедаемый чувством вины, — не уследил — он не отходил от нее ни на шаг.
На третий день она открыла глаза и, плача, приникла к нему. Ее тонкое тело, прижатое к его, дрожало; а он так давно не знал женщины.
— Только любовь, — шептали ее тонкие губы, — чтобы выжить. Только любовь, понимаешь?.. Кура...
Он не дал ей договорить — в ту ночь ему не хотелось слышать собственное фальшивое имя. Пусть будет «Куро».
Он не был больше Куро, но и Курахадолом не стал. Он не мог быть ее, но мог оставаться с ней — как дворецкий, обманщик, предатель, человек, допустивший ошибку.
Он целовал ее губы и лицо, слизывал теплые слезы, а потом растолкнул худые колени в стороны и вскоре уже двигался в сухом жарком лоне.
Она плакала и прижималась к нему так крепко, будто он был ее единственной надеждой на спасение.
Он думал — все изменится. Теперь она посмотрит на него иначе — как на насильника, развратника... а может, спасителя.
На следующее утро ей стало лучше.
В остальном ничего не изменилось. Той ночью она действительно была в бреду, а потому ничего не помнила.

***

Ему нравилось, когда она была больна. Он с радостью ухаживал за ней; а вот Усопп ему совершенно не нравился. Кайя не до конца понимала причину — неясная догадка шевелилась на задворках сознания, но никак не желала выходить на белый свет.
Пока однажды он не спросил:
— Если он захочет поцеловать вас, что вы сделаете? Позволите ему? Или, быть может, вы не умеете целоваться, Кайя-оджосама?
Его голос звучал не как обычно, с холодом, который показался ей знакомым. Неужели это...
Он торопливо извинился, и она, конечно же, простила, но мысль засела у нее накрепко.
Нет, не может быть. Только не он.
В его голосе была...
Нет, разумеется. Но, может быть, это все же...
Ревность?
Кайя не уверена в этом даже когда Усопп и пираты, с которыми он подружился, побеждают капитана Куро.
Зато она верит, что черный цвет — не отсутствие света, а объединение всего спектра; она знает, что когда-нибудь встретит его снова.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016, fandom One Piece

---

3 этап, драббл, fandom Naruto

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Соперница
Fandom: Наруто
Размер: драббл, 936 слов
Пейринг/Персонажи: Сакура/Хината, Менма/Саске
Категория: фемслэш, слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Хината говорит, что собирается уйти из Конохи.
Примечание/Предупреждения: AU из 9-ого фильма ("Road to Ninja"), где Наруто известен всем как Менма, а у его одногодков совершенно противоположные характеры.

Хината говорит, что собирается уйти из Конохи.
На ней короткие шорты и сетчатая майка-топ, больше похожая на лифчик. Хината кривит губы, глядя на Сакуру сверху вниз — высокие каблуки летних сандалий — и заявляет, что ее все достало.
Не далее как вчера они с Сакурой шли в гости к Менме, по дороге толкаясь локтями. Сакура — потому, что Менма был с ней в одной команде, и ему стоило передать распоряжение Хокаге, из рук в руки.
Хината — потому что не могла пустить Сакуру одну к «своему мужчине».
Невероятно ревнивая, она даже не замечала, что Менма к ней равнодушен — а вот Сакура, та знала давно. И не могла понять, почему Хината считает своей соперницей ее.
Дверь в квартиру, где Менма жил с родителями, была незаперта. Ни Кушина-сан, ни Минато-сан не допустили бы такой небрежности, вот только они еще вчера отбыли на удаленную миссию ранга С. Сакура вспомнила, как Менма говорил об этом.
И сразу поняла, почему он не закрыл дверь.
Она попыталась оттащить Хинату назад, сказав, что зайдет в другой раз, но куда там. Остановить наследницу клана Хьюга было не проще, чем на полной скорости несущийся локомотив. Хината, не разувшись, влетела в чужую квартиру...
И, конечно, наткнулась на них еще в прихожей, на Менму и Саске, полураздетых, с задранными футболками и спущенными штанами. Менма сидел на полу, привалившись спиной к стене, Cаске уселся ему на колени, лицом к лицу, член к члену, и, сосредоточенно дроча им обоим, позволял Менме оглаживать свою спину, оставлять засосы и следы укусов на бледной груди.
Сакура могла сказать, чем они заняты, не присматриваясь, потому что видела все это раньше — десятки, сотни раз. Дошло до того, что сокомандники совсем ее не стеснялись. В лесу, когда случалось остановиться на привал, она невозмутимо проходила мимо них к ручью, и Менма с Саске не обращали на нее ни малейшего внимания. Она была неотъемлемой частью их жизни, хотя на предложения обоих жить втроем неизменно отвечала отказом.
Живи они втроем — это никого бы не удивило. Многие товарищи по команде поступали так, разучившись доверять кому-то, кроме тех, кто постоянно прикрывал спину.
Сакура доверяла Менме и Саске. Менма и Саске доверяли ей.
Она не могла разрушить это доверие, вклинившись между ними, из верного друга превратившись в третью лишнюю.
Хината на ее месте тоже не согласилась бы, но по совершенно другим соображениям.
— Вот, значит, как, — сказала она деревянным голосом, когда Менма и Саске, среагировавшие на стук ее каблуков, обернулись. В ладони Менмы блеснула сталь. Несмотря на плывуще-муаровую паволоку во взгляде, он и здесь был настороже — кунай в руке, настоящий шиноби.
Жаль, что его осторожности не хватило на то, чтобы закрыть дверь.
— Не повезло, значит. Я просто не того пола, — голос Хинаты дрожал. Сакура взяла ее за локоть, мягко потянула назад, но Хината рывком высвободила руку. Она была сама на себя не похожа: яркие, всегда решительные губы дрожали, по лицу скатилась, оставляя влажный след, первая слезинка. — Вот оно что...
Саске коротко выдохнул. На его скулах лежали неровные пятна лихорадочного румянца, в глазах преступно медленно проступало понимание того, что вообще происходит.
Они были потрясающе беспечны, Менма и Саске. Сакура могла себе представить: вечер, Саске стучится в дверь, Менма открывает ему — и тут же задыхается от неожиданного поцелуя, и отступает вглубь прихожей, начисто позабыв про дверь, а Саске, засунув руки ему под футболку, трогает везде, где может, настойчиво потираясь бедрами, и, наконец, они оба падают там, где стояли — у стены.
— Хината, — попыталась увещевать Сакура, но Хината ее не слушала. Развернувшись на каблуках, пролетела мимо, как стихийное бедствие. Только дверь хлопнула.
— Можете продолжать, — Сакура испустила долгий мученический вздох. — Я с ней поговорю. Только это...
— Сакура, ты прелесть! — встрепенулся Саске. Менма поддержал коротким кивком.
— ...закрылись вы бы, что ли, — добавила Сакура, прежде чем применить Шуншин но дзюцу.
Но Хинату она в тот день не догнала. Только сегодня смогла найти — и где, на окраине Конохи, со словами «я ухожу» и «меня все достало» на полных ярких губах.
— Дура, — Сакура не знает, что еще и сказать. — Свою жизнь портить — из-за того, что все немного не так, как ты себе представляла?
— Не тебе меня судить, — Хината задирает подбородок. — Ты-то их обоих заполучила. Удивляюсь, как вы еще втроем не живете! Команда века — дочь героя, волокита Саске-кун и, — набирает в грудь побольше воздуха, — лучший мужчина Конохи.
— Никого я не заполучила, — Сакура делает шаг вперед. Вроде бы Хината не обратила внимания. — Мы просто товарищи по команде.
— Ты знаешь их тайну. Поэтому можешь требовать от них все, чего душе угодно! — Хината сжимает кулаки. — Они принадлежат тебе, они тебе... — ее голос становится тише, — доверяют. Если бы только я была на твоем месте... или нет. Если бы я была парнем!
— Ничего бы не изменилось, — негромко говорит Сакура. Вот и второй шаг, и третий — Хината все еще не замечает. — Это... не зависит от пола. Менма и Саске просто совпали. Как люди иногда совпадают, знаешь? Они об этом не просят. Не мечтают даже, может, и наоборот. Просто так получается... и если не принять, погнаться за тем, что «престижнее» или выгоднее на первый взгляд — можно всю жизнь себе переломать. Веришь?
— Ты врешь, — Хината качает головой. — Вы все врете. Я больше никому не могу здесь верить. Я ухожу.
Ее глаза изумленно распахиваются, потому что за прошедшее время Сакура успела подойти достаточно близко.
Хината пытается отшатнуться, наверное, ожидает нападения, но Сакура не атакует ее.
Вместо этого — целует маняще яркие губы, приоткрывает их языком, пробует на вкус шелковистую поверхность чужого рта.
Внутри Хината куда слаще, чем кажется.
Отстранившись, Сакура облизывается и добавляет:
— Ты никуда не уйдешь. Потому что мы совпали с тобой — и так просто я тебя не отпущу.
В глазах наследницы клана Хьюга вспыхивает чувство, которому Сакура не может дать определения, а потом Хината становится собой прежней — и принимает боевую стойку.
— Что ж, — презрительно кривятся губы, которые Сакура только что поцеловала, — попробуй меня остановить.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, fandom Naruto, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016

---

3 этап, драббл, fandom D.Gray-man

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Поделенный на ноль
Fandom: D.Gray-man
Размер: драббл, 346 слов
Пейринг/Персонажи: Юу Канда/Аллен Уокер
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: — Я же не лишаю тебя невинности? — уточняет Канда.
Примечание/Предупреждения: возможен ООС; пост-второй сезон аниме

— Я же не лишаю тебя невинности? — уточняет Канда с выражением лица, которое сделало бы честь любому кирпичу.
— Чистоты — не лишаешь, — Аллен чувствует на собственных губах улыбку. Хороший каламбур получился, «лишить невинности» — «лишить Чистоты». Тикки Микк бы посмеялся.
Аллену тоже хочется смеяться, но не получается — смех обрывается на полуноте, когда тем же отточенным движением, которым он активировал Муген, двумя пальцами, Канда проводит по его члену.
Это как игра в карты. Главное — удержать невозмутимость, сохранить лицо.
И, кажется, Аллен проигрывает.

***

Такое чувство, будто его суть поделили на ноль. Она потеряла всякое значение — осталось только тело, а в том, что касается тела, у них с Алленом нет недопонимания. Никогда не было — они недаром идеально дополняли друг друга в бою, а что Аллен заглядывается на его ноги, Канда заметил давно. Правда, раньше он думал: дело в представлениях Аллена о моде.
Впрочем, имела ли она когда-либо вообще значение, эта его суть. В конце концов, он с самого начала был не более чем слепком другого человека.
Аллен не знал об этом. Аллен ничего о нем не знал, Аллен делил его на ноль, раз за разом получая ошибку, а потом ошибок стало слишком много, и сама суть Канды треснула, осыпаясь, вместе с телом Алмы Кармы.
Тот, кем Канда в итоге стал, был готов идти за Алленом до конца.
Даже если Аллен по-прежнему делит его на ноль; даже если Аллен — уже не Аллен.
Если есть хоть малейший шанс остановить его превращение в Ноя... хоть призрачный...
Канда пойдет на это. И плевать, что Аллен не разделяет его чувств, не видит их, не видит его, Канду, плевать, что Аллен смеется.
Линали бы на его месте плакала. Или Миранда. Но их бы Канда не стал принуждать, припирать к стенке, пользуясь временным отсутствием Джонни. С ними бы все было по-другому, потому что...
Просто память. Тень лотоса, девушка со светлыми волосами, последняя мелодия оставленной куклы — Аллен позволил ей петь до самого конца.
Может, тогда Канда и почувствовал: Аллен — другой. Способный поделить на ноль.
Может, такое чувство, острое, угловатое, неправильное и до последнего оттенка эмоций принадлежавшее самому Канде, — и было «любовью».
Только вот для Аллена оно ничего не значило.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, III этап. Высокий рейтинг, fandom D.Gray-man, Осень 2016

---

3 этап, мини, fandom Togainu no Chi

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Коллекционер
Fandom: Togainu no Chi
Размер: мини, 1193 слова
Пейринг/Персонажи: Гунджи/Акира\Киривар
Категория: слэш
Жанр: дарк
Рейтинг: NC-21
Краткое содержание: Что случилось после плохого конца Киривара.
Примечание/Предупреждения: изнасилование; групповой секс; эпизодический мат; кровь, смерть персонажей

— И что это такое? — спросил Гунджи задумчиво. Он смотрел на юную леди, которую Киривар притащил, так, будто никогда не видел ее раньше. — Симпатичный котеночек, но очень грязный, очень. Где ты его подобрал?
— У него встал, когда я его трахал, — отозвался Киривар.
— И поэтому ты приволок его сюда? — Гунджи поморщился. — Меня уже достало убирать за тобой мусор, старикан. Ты как Папа Битро — колекцинируешь.
— «Коллекционируешь», — оскалился Киривар. — Не пытайся показаться тупее, чем ты есть. И я не коллекционирую блядей — слишком редко они тут для этого встречаются.
— Вот оно как.
— Именно. Обычно они слишком быстро дохнут. Или утихают, пока я их пользую, и даже не вздрочнут. Но эта юная леди... она сопротивлялась до последнего. Видел бы ты, как пищала, когда я припечатал ее к стенке и оттрахал. А как ее ноги задрал, чтобы сама мне на член насаживалась — так давай кричать, «не хочу» да «не хочу». Даже палец мне прокусила.
— Котеночек прокусил тебе палец? — в голосе Гунджи прозвучало подобие сочувствия. — Не связывался бы ты с дикими животными, а-ха-ха! От них чего только не подцепишь.
— Мне не нравится вкус дохлятины. А этот был живым. Все время живым. Я растрахал его так — грузовик проедет, а он все еще сопротивлялся. Пришлось приложить его Мицуко-сан.
— Твоей трубой? «Дитя света» — ну и имечко. Скучный ты, старикан. Так, говоришь, у котеночка встал? — Гунджи с неподдельным интересом изучал пепельные волосы бессознательной девчонки. Парнем признавать это Киривар отказывался. Он предпочитал обращаться к достойной добыче именно так — «юная леди». К вкусной, сладкой добыче...
— Мы с ним теперь одной крови. Моя кровь, которую он проглотил, стала его частью, — Киривар хлопнул «юную леди» по голому, в синяках, бедру. — Как и моя сперма.
— Думаешь, поэтому? — Гунджи тоже потянулся к добыче Киривара — и едва не получил Мицуко по пальцам.
— Багнаки сними. Попортишь, — объяснил Киривар. — Нет, у него встал не потому, что он меня укусил. Просто он... она — блядь. И мы можем трахать ее сколько захотим, пока не надоест. Убить ее прямо сейчас — напрасная трата.
— Котеночка нужно кормить, — надулся Гунджи. — Убирать за ним. Играть. Когда нам это делать? Мы — занятые люди. Лучше коллекционируй статуи, как Папа.
— Признайся, что просто завидуешь, мелочь.
— Чего? Да пошел ты.
— Я же сказал, что поделюсь.
Макушка с пепельными волосами вздрогнула. Послышался слабый кашель, а потом предмет обсуждений Гунджи и Киривара открыл глаза.
Он приподнял голову, посмотрел сначала на одного... потом на другого...
В серых глазах отразился такой ужас, что Киривар почувствовал, как член наливается кровью. Давно уже ему не хотелось так часто, с перерывом всего-то в час. Когда он трахал эту девчонку в первый раз, то был настолько на взводе, что не продержался долго.
Но теперь можно не спешить.
— Эй, ты, — Киривар сгреб это отбивающееся, без сомнения мужское тело за горло, приподнял над полом, глядя, как у «котеночка» закатываются глаза. Красный блеск под прикрытыми веками, искаженное мукой молодое лицо...
Киривар швырнул свою добычу на пол их с Гунджи убежища, на пробу надавил ногой на грудную клетку.
Яростный взгляд ожег его как раскаленный металл. Нет, эта юная леди до сих пор не сломалась. Тем лучше.
— Давай, котеночек. Покажи мне, что у тебя внутри, — засюсюкал Гунджи. Он уже отстегнул багнаки и теперь устроился между разведенными в стороны коленями «котеночка». Тот дергался, но высвободиться не мог, и Гунджи заставил его приподнять задницу, выставляя напоказ растянутое до предела отверстие с воспаленными, натертыми краями. — Ну и мешанина здесь. Старикан постарался, не иначе... Давай попробуем вот так.
«Юная леди» совсем по-девчоночьи всхлипнула, когда Гунджи протолкнул в ее дырку сразу три пальца, одновременно обернув ладонью пока мягкий член.
— Мицуко-сан пройдет, как ты думаешь? — спросил Киривар. Этот вопрос внезапно взволновал его с необычайной силой. Мицуко столько черепов раскрошила, если разорвать ею кого-то изнутри... и у него при этом будет стоять...
Киривар бы хотел посмотреть.
— Ого, — на лице Гунджи отразилась почти детская радость, — он стал уже! Восхитительно. Дело в твоих словах, старикан. Он и правда дешевая блядь... и мазохистская свинья. — Гунджи отодвинул руку, чтобы предоставить Киривару лучший обзор. — Нехилый такой стояк у него! И член прекрасной формы.
— Ты не ответил, — напомнил Киривар неторопливо. Убрал ногу с чужой груди.
— Про Мицуко? Пройдет, конечно. Кровь — лучшая смазка, — усмехнулся Гунджи, вытаскивая пальцы с отчетливым влажным звуком.
Когда он так усмехался, Киривару хотелось сожрать его живьем, отодрать до смерти, пока не сдохнет.
Когда-то он уже это делал. Пытался, во всяком случае. А Гунджи только смеялся и ловил кайф, и у него стояло.
Гунджи был живым. Как этот... эта. «Юная леди». Гунджи не сдох, получил имя и стал частью стаи Киривара. Бывало, они делили добычу на двоих, хотя такая интересная, как сейчас, встречалась Гунджи впервые.
У Киривара такая добыча уже однажды была — сам Гунджи.
— Эй, коте-е-еночек, — сказал тот протяжно, задирая на добыче Киривара оранжевую футболку, обводя пальцами мышцы на груди, чтобы секундой позже смять их, будто женские прелести. Из горла «юной леди» вырвался болезненный всхлип. — Кто-нибудь раньше трогал тебя здесь? Ну дай я потискаю. Эй, эй, но так ведь будет нечестно? Кто тогда уделит внимание твоему зайчику? — Одна рука Гунджи скользнула к стоящему колом члену «юной леди»; передернув его несколько раз, Гунджи шлепнул по яичкам раскрытой ладонью. Всхлипы сменились стонами — добыча Киривара больше не могла сдерживаться, а Гунджи второй рукой продолжал дразнить соски на слишком плоской и твердой груди, так, что они припухли и покраснели. Гунджи то щипал за них, то оттягивал, то выкручивал — или с силой вжимал в них пальцы, почти зарываясь в плоть, чтобы потом отпустить. — Знаешь, мой зайчик тоже тоскует. Да? — Гунджи все так же играл одной рукой с чужими сосками, а второй добрался до мошонки и принялся ее мять. Скулящие звуки, который издавал парень с пепельными волосами, то есть, их с Гунджи сегодняшняя «леди», больше не походили на человеческие, ясные серые глаза затуманились, но при взгляде на эту добычу просто слюна капала. — Возьмешь его? Возьми, — Гунджи приподнялся, уселся на чужую грудь, провел вытащенным из штанов членом по судорожно сомкнутым губам. — У меня в рот, котеночек, — он тяжело дышал и, кажется, неважно себя контролировал. — Ну же... ну!
Наблюдая, как «юная леди» открывает рот, Киривар не выдержал — начал дрочить. Разорвать сегодняшнюю добычу Мицуко изнутри можно и потом. Сейчас Киривар хотел разорвать ее кое-чем другим. Гунджи предвидел это, потому и не стал ему мешать. В конце концов, они прекрасно понимали друг друга...
Киривар отложил Мицуко в сторону — сейчас она мешала, обошел добычу кругом, чтобы пристроиться поудобнее...
Тут-то это и случилось.
Сначала Гунджи закричал. Киривар слышал от него много что — вопли боли и ярости, стоны и плач, ор, от которого можно сорвать голос, — но так на его памяти Гунджи кричал впервые.
«Это место тоже выглядит вкусно», — говорил Киривар, сжимая нежный член этой бляди в ладони. Он говорил так и Гунджи — но никогда не пытался воплотить свои слова в жизнь. Чужая шея вызывала не в пример больше желания впиться в нее зубами.
Нынешняя добыча Киривара зашла в своем стремлении пожирать дальше, чем он сам.
Гунджи с протяжным визгом свалился на пол. Скрючившись, будто эмбрион, он прижимал обе ладони к паху. Взгляд серых глаз обжигал так же, как раньше, на припухших от члена Гунджи губах осталась кровь.
Это лицо в крови — и лезвие скрытого в одежде ножа.
Они были последним, что Киривар увидел в жизни.
Но уже ничего не видя, погружаясь в ласковую и холодную темноту, Киривар подумал: этот парень — не добыча.
Его зовут Акира. И у него будет своя стая.
Потому что все коллекционеры добычи в прошлом были ею сами.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, fandom Togainu no Chi, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016

---

3 этап, мини, fandom Once Upon a Time

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Гулящая
Fandom: Однажды в сказке / Once Upon a Time
Размер: мини, кол-во слов 2297
Пейринг/Персонажи: Мила/Киллиан Джонс, Мила/Румпельштильцхен
Категория: гет
Жанр: драма, пропущенная сцена
Рейтинг: R
Краткое содержание: Она чувствует его жажду как свою, но смущается от своей неопытности. Она, мужняя жена, зрелая женщина, прослывшая в деревне гулящей, не знает куда девать руки, ноги. Её тело словно забыло, как любить. И разве то, что бывало с ней прежде — можно назвать любовью?
Примечание/Предупреждения: сиквел к фанфику «Муж и сын»

Мила сама толком не понимает, как так получилось.

То ли наливки было слишком много, то ли трактирщик подсунул им несвежую закуску, но только очередная стопка встала Миле поперёк горла. Её мутило, на лбу и шее выступила холодная испарина. Она зажала рот ладонью и несколько раз глубоко вдохнула через нос.

— Спеклась, красотка, — заметил один из сидевших за столом мужчин.

Мила только оттёрла губы тыльной стороной кисти и глянула на говорившего с пьяным азартом:

— Ещё посмотрим, кто кого перепьёт.

В глубине души она понимала, что у неё нет никаких шансов против видавшего виды матроса, и когда Киллиан предложил ей прогуляться, с облегчением ухватилась за эту возможность.

Первое время они шли молча. После духоты трактира вечерний воздух холодил лицо, и тошнота отступила. Хмель ещё бродил у Милы в голове, и ей приходилось прикладывать усилия, чтобы идти ровно, не путаясь в ногах и подоле широкой юбки. Дорога была немощёной, едва подсохшей после дождя, и Мила чуть не упала, случайно ступив в притаившуюся в темноте обочины ямку. Киллиан подхватил её под локоть, помогая удержать равновесие, и так и не отнял руки.

— Ты… — заговорил он наконец, — с тобой всё… хорошо?

Мила посмеялась бы над тем, как молодой капитан, такой речистый и бойкий, с трудом подбирает слова. Только в весёлых глазах Киллиана притаилась озабоченность, и у Милы в груди разлилась привычная горечь.

— Нет, я не в тягости, — ответила она на незаданный вопрос и скривила рот в злой улыбке. — Для этого мне следовало бы жить с мужчиной, а не с тряпкой. А он… — Мила сплюнула себе под ноги и продолжила презрительно: — и в этом ни на что не годится.

— Хочешь, я убью его? — легко предложил Киллиан, и Мила снова сбилась с шага, а потом и вовсе остановилась, пристально вглядываясь в лицо своего спутника.

Глаза, ясные как море в солнечную погоду, ямочки на заросших жёсткой короткой щетиной щеках — потом время обратит их в продольные морщины, насмешливая линия рта… Киллиан не отвёл взгляда, улыбка его не дрогнула, и Мила поняла: он действительно может сделать то, что сказал, и повод не понадобится — достаточно будет одного её слова. Она вспомнила мужа, его блёклые черты, к которым словно приросло выражение хмурого уныния, вечно опущенные плечи, постылые ласки. Медленно покачала головой:

— Пусть живёт.

— Как пожелаешь, — беспечно согласился пират и добавил: — при условии, что сегодня ты больше не будешь вспоминать о своём муженьке.

Мила только рассмеялась, заражаясь его лёгкостью, вскользь шлёпнула по кисти согнутой в локте руки. А Киллиан коротко хохотнул и завёл рассказ о русалке, которую как-то во время бури выкинуло на палубу его судна. В том, как Киллиан говорил, то понижая голос до низкого рокота, то впуская в свою речь неожиданно пронзительные интонации, было что-то завораживающее, и Миле казалось, что она действительно видит морскую тварь, поблёскивающую серебристой чешуёй, слышит её злобное шипение, ропот перепуганных матросов, вой бури. Они шли медленно, нога за ногу, и направление казалось неважным, пока Киллиан был рядом. Мила и не заметила, что за разговором они достигли порта, и плеск волн о каменную гряду — не плод её воображения. Она рассеянно оглядела замусоренный берег, тяжёлые чугунные кольца причала, словно вросшие в землю. Меж чернеющих в предзакатном сумраке громад кораблей проглядывало тёмное море, окрасившееся в золото и багрянец на горизонте.

— Позвольте вам представить, «Весёлый Роджер»! — произнёс Киллиан шутливо, ступая на сходни. Мила не нашла причин отказать ему и вложила ладонь в протянутую ей руку.

Тогда она ещё верила, что и вправду «только посмотрит». Что она может уйти в любой момент. Что за наглыми ухватками пиратского капитана прячется молодой мужчина, жадный и бестолковый, и Мила, если что, сможет осадить его, как всегда осаживала своих незадачливых ухажёров. Так ей казалось.

Её плащ и кота лежат неопрятной грудой на полу капитанской каюты, губы горят от поцелуев, и Киллиан так близко, что жёсткая шнуровка его жилета впивается в кожу через тонкое полотно рубахи. Киллиан тычется ей в шею, точно ягнёнок, слегка прикусывает нежное местечко за ухом и отстраняется, чтобы снова припасть к её губам. Его язык упирается ей в зубы, раздвигает их, преодолевая неуверенное сопротивление, а руки слепо шарят у неё на спине, гладя, сминая ткань, запутываясь в распущенных волосах.

Мила не знает, чего ей больше хочется: ответить на его ласки или отстраниться от них. Ей не хватает воздуха, и она чувствует, что тонет, опускается всё глубже, ещё немного — и у неё не достанет сил всплыть.

Мила разрывает поцелуй, толкает Киллиана в грудь и выпаливает почти умоляюще:

— Не так скоро.

Взгляд у Киллиана совершенно пьяный, он смотрит на неё с удивлением. И — оценивающе. Мила думает, что её ступни и ладони слишком велики для женщины, а груди, чьей формой завистливо восхищались все камеристки баронского замка, давно уже не походят на упругие полукружья, и теперь, когда на ней нет корсажа, наверное, особенно заметно, какие они опавшие. Увядшие. Но в глазах Киллиана не видно разочарования — только желание и одобрение. Он протягивает к ней руки, кладёт ладони на шею, выше выреза:

— К чему медлить?

Румпель сказал бы: «Пожалуйста», но Киллиан совсем не похож на него. Мужские руки соскальзывают ей за спину, пальцы властно сжимают её волосы, заставляя запрокинуть голову назад.

Он целует её в шею, жестко, так, словно имеет на это право, и Мила не находит в себе сил возразить. Или возражать уже поздно? Она чувствует его жажду как свою, но и смущение, и неловкость от своей неопытности. Наверное, смешно, что она, мужняя жена, зрелая женщина, да ещё прослывшая в деревне гулящей, кажется себе едва ли не девственницей в объятьях какого-то мальчишки. Только вот она и впрямь не знает, куда деть руки, ноги, её тело словно забыло, как любить. Да она ни с кем, кроме Румпеля, и не доходила до последней черты… А Румпель… При одной мысли о нём Миле становилось кисло во рту. Разве то, что происходило между ними — можно назвать любовью?

— Любимая, — бормочет Киллиан ей в ухо, и его произношение утрачивает чёткость, точно это её близость заставляет его язык заплетаться, а вовсе не выпитый ром. — Лю-бли-мая… Обещаю, тебе будет хорошо. Так хорошо, — шепчет он, — как никогда не было прежде.

В его словах — изрядная доля хвастовства и мальчишества. Но Мила верит им, ей хочется верить.

Киллиан выпускает её из объятий, чтобы раздеться. Он долго воюет с застёжками на жилете, стягивает через голову рубаху, и Мила оглядывается назад. За её спиной — незапертая дверь, и если сейчас подхватить с пола смятую коту и броситься прочь, она, наверное, ещё успеет сбежать. Вот она, её последняя возможность оставить всё как есть.

Мила подходит к двери и задвигает длинную узкую щеколду.

— Напрасная предосторожность, любимая. Сюда бы никто не зашёл, они слишком меня боятся, — самодовольно бросает Киллиан. Из всего щегольского наряда на нём остались лишь узкие кожаные штаны. Он поджарый и ладный, его руки и торс почти сплошь поросли тонкими чёрными волосами, особенно густыми на груди. Миле хочется потрогать их, провести ладонью, прижаться щекой, узнать, каков он на ощупь, каков он на вкус, каков окажется он без слоев одежды, благородных манер и развязных шуточек.Она склоняется, чтобы расстегнуть пряжки на туфлях, торопливо, не глядя, стаскивает чулки. Озирается в поисках места, куда можно повесить одежду, но не находит ни вбитых в стену крючьев, ни стульев, ничего подходящего. Мила хмыкает почти раздражённо и развязывает шнуры, удерживающие юбку. Теперь на ней только рубашка, не доходящая даже до колен.

— Я её оставлю, — сообщает она в приступе внезапной стыдливости. Киллиан не отвечает, только делает шаг навстречу и снова сжимает её в объятьях — ближе, жарче, чем прежде. И стыд отступает, так же как и остальные мысли. Есть обжигающее кожу горячее дыхание мужчины, его руки, властно раздвигающие её бёдра, его тело, что-то приближается, то отдаляется, и заполняет наконец всю капитанскую каюту, весь мир, всю её без остатка.

***

Во сне Мила пытается повернуться поудобней, но тщетно. Тело затекло и не слушается, а ещё кто-то лежит на её предплечье. «Румпель», — недовольно бормочет она и просыпается. Она не дома. Вместо тяжёлого овечьего одеяла — атласное, почти невесомое, наверняка пуховое. На её руке умостил голову Киллиан. Он тихо всхрапывает, щекоча дыханием ей грудь. Мила пытается поднять голову, и боль тут же сжимает чугунным обручем виски. За время короткого сна шея тоже успела затечь, и теперь в ответ на любое движение в мышцы словно впиваются тысячи иголок. Койка, на которой они лежат, слишком узка для двоих, и уместиться на ней можно лишь лёжа тесно прижавшись друг к другу, сплетаясь руками, ногами, волосами, в один человеческий клубок. Впрочем, Мила была бы готова перетерпеть это неудобство, если бы…

Она осторожно выпутывается из объятий и садится на край постели. Киллиан тут же разворачивается, занимая всё освободившееся пространство. Мила трогает его за плечо, сначала легонько, потом всё настойчивей:

— Нам нужно поговорить.

— Любимая, — откликается Киллиан хрипло и сонно, даже не размыкая век. — Ночь, ещё восьми склянок не пробило. Отложим до утра?..

Киллиан приоткрывает один глаз. Вид у него ленивый и такой же безмятежный как накануне, на щеке красная полоса от шва Милиной сорочки, на виске и в подглазьях размазана тёмная краска, которой он подводил веки, а в замке серёжки — свисающей с мочки уха жемчужной капли — застрял длинный чёрный волос. Сейчас Киллиан выглядит особенно юным, и Мила бы, пожалуй, даже растрогалась, если бы голова не болела так сильно.

— Меня уже хватились, — Мила не знает, что хочет услышать в ответ. Во рту кислый гадкий привкус, и перемешавшиеся вчера в желудке колбаски, наливка и пиво снова просятся наружу.

Киллиан молчит. И Миле ничего не остаётся, кроме как нехорошо улыбнуться и подняться на ноги. Он обещал ей что-то, раньше, давно, ещё при первой встрече, сулил увезти на другие берега — туда, где воздух пропах пряностями, а женщин носят на золотых носилках под пологом из расшитого диковинными узорами шёлка. Но Мила скорее откусит себе язык, чем напомнит ему об этом. Она не будет умолять забрать её с собой. Гордость — последнее, что у неё осталось. Так что она удерживает на лице улыбку и надеется, что та выглядит злой, а не жалкой.

Чулки и башмаки Мила находит там, где оставила вчера. Пол шатает, и сейчас, когда качку не уравновешивает её собственное головокружение, это кажется довольно раздражающим. Рубашка на ней безнадёжно измята, и попытки разгладить её хоть как-то ни к чему не приводят. Мила больше не смотрит на Киллиана, сосредоточившись на простых, но с трудом дающихся действиях. Зашнуровать корсаж: пальцы ватные, петелек слишком много, конец тесёмки обтрепался.

Мила слышит, как Киллиан возится в постели, и, поднимая взгляд, ожидает увидеть, что её недавний любовник провалился в сон. Но всё не так. Киллиан сложил под спину горкой плоские подушки, открыл второй глаз и, кажется, наблюдал за ней всё время, что она одевалась.

— Не хочешь вернуться в постель? — теперь его голос звучит даже похотливо.

А она едва удерживается от того, чтобы не расплакаться или не рассмеяться. Кому есть дело до её желаний? Разве они имеют значение? Вчера Миле казалось, что чужая юность может вернуть ей хоть немного её собственной молодости, закончившейся так бессмысленно и рано, — и дело тут вовсе не в количестве прожитых лет. Кажется, она ошиблась. Снова.

— Я пойду, — говорит она тихо.

Развалившийся на постели мужчина трёт переносицу и спрашивает:

— Тебя проводить, любимая?

А должен был бы спросить, останется ли она с ним навсегда.

— Сама дойду, — Мила проводит рукой по волосам, используя вместо гребня растопыренные пальцы. Она привыкла — сама. Привыкла, что ей не на кого опереться — не на мужа же, который и двух шагов не может сделать без своей палки.

— Хорошо, — соглашается Киллиан и прячет за улыбкой подавленный зевок. — Мы стоим ещё четыре дня. Если что, ты знаешь, где меня найти.

Она знает, да, разумеется. Мила кивает, и головная боль тут же перетекает от висков к затылку, желудок сжимает судорогой. Всего лишь похмелье, вовсе не разочарование, Мила же не ждала, что её случайный знакомый станет удерживать её силой. Или ждала?..

Солнце ещё не встаёт, и луна и звёзды пока видны на небе, но ночная мгла уже не столь непроглядна. Дорога до деревни занимает не так много времени. Но достаточно для того, чтобы темноту окончательно сменил серый предрассветный сумрак. Мила торопится, она надеется, что никого не встретит, но когда ей везло? Рыжая Эльза шагает навстречу с пустым ведром, но не здоровается, даже кивком не удостаивает, отводит глаза, как от пустого места, и шипит себе под нос точно гусыня: «Гулящ-щ-щая…»

Мила расправляет плечи и рывком, прыжком оказывается перед Эльзой, вцепляется ей в ворот платья:

— Что ты сказала сейчас?

Рябое, усыпанное веснушками лицо искажает неподдельный испуг. Эльза моргает бесцветными ресницами и ловит ртом воздух.

— Ничего, — произносит она наконец очень тихо.

— А я слышала, — туже стягивает ткань Мила, но Эльза возражает уже уверенней:

— Послышалось тебе.

— Хорошо, — ослабляет хватку Мила. — Только если мне ещё раз такое послышится, веснушек недосчитаешься. Поняла? — выдыхает Мила в лицо обидчице, и та кривится от запаха перегара:

— Поняла.

Мила разжимает пальцы, а Эльза недобро на неё косится, оправляет ворот и сбившуюся шаль и идёт своей дорогой. Когда они расходятся достаточно далеко, до Милы доносится громкое Эльзино ворчание: «Напьётся до зелёных чертей, а потом на людей бросается — делать нечего». Мила даже не оборачивается, пора бы привыкнуть — да только она не может никак.

На дворе Мила заворачивает в хлев, скидывает башмаки с чулками, задирает юбку, зачерпывает студёную воду горстями прямо из овечьей поилки. Кожа тут же покрывается крупными мурашками, зубы отбивают дробь, но это неважно, она должна смыть с себя запах чужого мужчины, должна соврать что-то убедительное, чтобы Румпель поверил, она же гулящая, участь у неё такая — прятаться и врать.

В доме холодно и чадно. Очаг почти прогорел, только тлеют под золой красноватые угли. Бей спит свернувшись калачиком под отцовской дохой. В растопленном жире синим огоньком плавает догорающий фитиль. Мила плюёт на пальцы и зажимает кончик.

Румпель тоже спит — на самом краю лежанки, поверх одеяла, без рубахи и жилета, зато в штанах и неразутый. Голова у него запрокинута, рот открыт, руки прижаты к груди, он храпит мерно и громко и время от времени вздрагивает во сне. Миле хочется ткнуть его кулаком под рёбра, чтобы перевернулся на бок и спал потише, и укрыть хотя бы плащом. Но она не делает ни того, ни другого — вдруг, потревоженный, муж проснётся и заведёт разговор, к которому она не готова — быстро раздевается, перелезает через распростёртое тело, ныряет под одеяло. В ушах звенит, а тело сотрясает дрожь, но Мила закрывает глаза и пытается выровнять дыхание, притворяясь спящей, и вскоре засыпает по-настоящему.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, fandom Once Upon a Time, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016

---

3 этап, мини, fandom Vocaloid

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Вся твоя ложь
Fandom:Vocaloid / Вокалоиды
Размер: мини, 1169 слов
Пейринг/Персонажи: Камуи Гакупо/Кайто
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Гакупо шпионит за Кайто, с которым они расстались.
Примечание/Предупреждения: изнасилование, нездоровые отношения; АУ, в которой Гакупо - бизнесмен, Кайто - певец; ООС

Они ссорятся у торгового центра. А ведь образцовое было свидание, удивляется Гакупо отстраненно. Кайто ей даже мороженое купил, Луке, хотя обычно ест его в гордом одиночестве, ни с кем не делясь.
Поразительно, сколько узнаешь о человеке, если пожить с ним хотя бы несколько месяцев. Даже если львиную долю этого времени вы проводите по отдельности — у Кайто концерты, гастроли, у Гакупо — бесконечные командировки. Никто лучше него не умеет устанавливать деловые контакты с представителями других фирм.
Бизнес и личная жизнь — разные вещи, подытоживает про себя Гакупо, поправляя на носу темные очки. Глупость, если Кайто его заметит — все равно узнает, никакие очки не спасут. И, конечно, сразу же закричит «привет» с расстояния, улыбаясь как идиот.
Хотя они прожили вместе меньше года, Гакупо знает Кайто слишком хорошо.
А может, дело просто в том, что тот верен своим привычкам. Гакупо знает, когда Кайто принимается стирать свои бесчисленные шарфы — ближе к концу недели, и какую песню он обычно поет на своих концертах в последнюю очередь — это песня о любви, их особая, Кайто написал ее сразу после того, как Гакупо предложил съехаться.
Песня называется «Вся твоя ложь».
О том, что Кайто обожает мороженое, Гакупо знает тоже.
И Мегуринэ Лука, солистка известной группы «Швея», это знает. Иначе, поссорившись с Кайто, она не стала бы топтать его и свое мороженое ногами.
На Кайто жалко смотреть.
Интересно, что такое случилось, думает Гакупо, провожая уходящую Луку взглядом. Из-за чего они поругались. Была ведь причина.
Лука знала Кайто недостаточно хорошо, вот в чем дело. Может, она успела отследить незначительные закономерности — вроде того, как Кайто вздрагивает, если вдумчиво, будто изучая, провести языком по головке его члена; или того, как дергается, зажимаясь, если ущипнуть его, уже возбужденного, за сосок.
Но самое главное Лука, наверное, поняла только сейчас. А именно — с Кайто нельзя связываться. У него вся жизнь — один большой прикол. Без жалости.
И концерты, на которых он поет самолично сочиненную горькую правду, для Кайто важнее самых надежных отношений.
Может, потому, что «надежность» отношений — априори ложь?
Гакупо помнил, когда это случилось впервые. Кайто задержался на репетиции, а когда Гакупо заехал за ним без предупреждения, то застал его говорившим с бек-вокалом их группы, Леном. Оба улыбались. Потом Кайто заметил Гакупо, закричал свое «привет», и вскоре они уже ехали домой. Всю дорогу Гакупо молчал. Кайто не стремился нарушать это молчание — думал о чем-то своем, полностью отрешившись от окружающего мира. С ним такое бывало. Человек творчества, что поделать.
Когда за ними закрылась дверь с некоторых пор общей квартиры, Гакупо сделал то, что хотел с тех самых пор, как увидел Кайто и Лена: привлек Кайто к себе и связал ему руки его же шарфом, быстрее, чем тот понял, что вообще происходит.
Дальше дело было за малым. Зажимая рот Кайто ладонью, Гакупо повалил его на пол, расстегнул на нем куртку и рубашку, так, чтобы обнажилась белая гладкая кожа, — Кайто тщательно следил за собой — приспустил джинсы и трусы с изображением банана, а потом достал из кармана айфон с наушниками и, вставив их в уши Кайто, запустил его собственную песню.
«Вся твоя ложь».
Одной рукой справляться было тяжело, тем более что Кайто опомнился, принялся мычать и сопротивляться. Пришлось сесть на его ноги, прижав их к полу собственным весом; руки Кайто были связаны надежно, в запястьях и локтях. В таких вещах Гакупо был мастер — в конце концов, не все из деловых контактов, которые он заключал, ограничивались подписанными договорами. Иногда приходилось прибегать и к более радикальным методам.
Отчаявшись, Кайто впился зубами в чужую ладонь — пока несильно, на пробу. Гакупо даже не поморщился — к боли он тоже привык.
Собственная рука с фиолетовым маникюром, на который Кайто же его вчера уговорил, в чужом паху казалась страшно бледной. И холодной — Гакупо убедился в том, насколько холодны его пальцы, осторожно сжав ими мягкий член. У него самого стояло до боли, но было еще не время. Слишком рано.
— Послушай музыку, Кайто, — шепнул Гакупо, прекрасно осознавая, что Кайто его не слышит.
Кайто слушал музыку, слушал — и прожигал Гакупо взглядом, а потом его мычание сменилось задушенным стоном, потому что за прожитое вместе время Гакупо успел узнать Кайто достаточно хорошо.
Он знал, как доставить Кайто удовольствие.
Мысль об этом привела Гакупо в хорошее настроение. Этот Лен наверняка знает Кайто неважно. У них все равно не сложится, даже если Кайто и лжет ему, Гакупо, даже если изменяет — ему всегда есть с кем.
Чужой член стремительно твердел под пальцами, зубы Кайто, которые он попытался вонзить во вторую руку Гакупо, разжались. Жар его дыхания и влажность слюны, ощущение нежного и горячего сводили с ума.
Гакупо отвлекся ненадолго — чтобы расстегнуть ширинку и прижаться головкой члена к сжатому отверстию у Кайто между ног. Потом он вернулся к прерванному занятию, размашисто двигая запястьем. В какой-то момент Кайто на мгновение расслабился, по его телу прошла судорога — Гакупо воспользовался этим, чтобы с силой толкнуться вперед, одновременно передавливая член Кайто у основания.
— Слишком рано, — все так же, шепотом.
Кайто не слышал. В уголках его глаз появились слезы — реакция тела. Больно, Гакупо мог понять. Ему самому приходилось несладко, но вместе с тем тесный жар, обжавший член, сводил с ума. Кайто был таким напряженным, таким неразработанным, пульсирующим внутри, что перед глазами темнело.
С трудом сдерживаясь, Гакупо все же дал Кайто время привыкнуть, прежде чем войти еще глубже, а после податься бедрами назад — и сорваться в серию постепенно ускоряющихся толчков, сочетающихся с ритмичными движениями руки на чужом члене.
Зажимать Кайто рот больше не было нужды.
У него один наушник выпал, и слезы — из глаз, и не пел он теперь, а стонал. От боли, от страсти — пальцы скользили, значит, не только от боли…
— Кайто, — тихо.
У него текло из носа. На белом плече остались вспухшие покрасневшие следы от ногтей, покрытых фиолетовым лаком.
— Что теперь споешь, Кайто? — Гакупо наблюдал за ним, и это было ничуть не меньшим удовольствием, чем секс. — Эй...
— Больной ублюдок, — выдохнул Кайто, — развяжи меня.
Он сам не замечал, что подмахивает, насаживаясь на член Гакупо, вбирая его в себя глубже, до основания; прихожую заполнили стоны, тяжелое дыхание и влажные шлепки плоти о плоть.
Гакупо кончил, прикусив нижнюю губу Кайто.
Потом отстранился, отряхнул испачканную ладонь — и вытер ее о шарф, которым были связаны руки Кайто. Распутывать собственные надежные узлы он не стал. Быстрее было разрезать — ножом, который Гакупо всегда носил при себе.
— У меня есть... товарищи, Кайто, — сказал Гакупо, поднимаясь. — Если это повторится, я тебя с ними познакомлю.
— Повторится? — повторил Кайто бессмысленно. Сидя на полу, он растирал руки. — Что повторится?
— Твоя ложь.
Ложь действительно повторилась — Кайто не зря пел о ней в конце каждого своего концерта. До товарищей Гакупо не дошло — во-первых, что бы он ни говорил, Гакупо не собирался делить Кайто с кем бы то ни было по собственной инициативе.
А, во-вторых, после нескольких таких «наказаний», от которых на славу оттраханный Кайто получал несомненное физическое удовольствие, — после этого они порвали. Кайто переехал, ничего не объяснив — нашел себе кого-то еще, в этом Гакупо даже не сомневался. Ведь надежность отношений — это ложь, а связываться с Кайто не стоило.
Но уж если связался — иди до конца.
Будто подслушав эту мысль, Кайто оглядывается. Он замечает Гакупо моментально, но не спешит здороваться. Вместо этого с его губ срываются чистые и сильные звуки — знакомая мелодия, имя, гармонично вплетшееся в знакомые же слова.
«Вся твоя ложь, Гакупо. Вся твоя ложь...»

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016, fandom Vocaloid

---

3 этап, арт, fandom Yes Minister

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Форс-мажор
Fandom: Yes, Minister
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Джим Хэкер/Хамфри Эплби, ОМП (за кадром/упоминается)
Категория: слэш
Жанр: повседневность
Размер и вес: 752kb (800 x 1000)
Рейтинг: PG-13 / R ?
Примечание/Предупреждения: OOC чиби фанкомикс
Саммари: Этот неловкий момент, когда

...

твой босс — идиот (имеется в виду босс Джима)

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: визуал, fandom Yes Minister, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016

---

3 этап, драббл, fandom One Piece

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Цветы и мандарины
Fandom: One Piece
Размер: драббл, 755 слов
Пейринг/Персонажи: Нико Робин/Нами
Категория: фемслэш
Жанр: романс с налетом ангста
Рейтинг: R
Краткое содержание: Робин делает это походя — наверное, так же, как срывает цветы.
Примечание/Предупреждения: возможен ООС

Уложить женщину-цветок на шелковые белые простыни и там, вдыхая утонченный аромат ее кожи, узнать главный секрет мироздания, более желанный, более потаенный, чем Рио Понеглиф...
Так мечтает Нами.
На деле все неизмеримо прозаичнее и проще; Робин делает это походя — наверное, так же, как срывает цветы.
Все происходит после отплытия с первого острова после Арабасты, где они вдоволь запаслись съестными припасами. Именно тогда Луффи, Усопп и Чоппер портят карту Нами, и, злющая, она идет к Робин жаловаться. Та обнимает Нами, утешая, и говорит:
— Нелегко тебе приходится.
— Вот поэтому я никогда и не выйду замуж, — отзывается Нами сердито. — Хотя... знаешь, мне бы хотелось отношений. Чтобы выслушали и поняли, чтобы была... искра. Не сейчас, конечно, но когда-нибудь...
— Ну почему же, — удивляется Робин, — можно и сейчас.
А потом она дает ей это — как раз то, чего Нами хотела.
В их отношениях это не меняет ровным счетом ничего. Нами никогда не заботил вопрос собственной девственности. Есть — хорошо, нет — и ладно; она не понимает, зачем это было нужно Робин.
Нами вообще не понимает Робин.
— В первый раз? — спросила Робин, когда при помощи своих многочисленных рук впервые раздела дрожащую Нами, и в ее голосе слышалось сочувствие. — Понимаю.
— Э, да ничего такого, — Нами махнула рукой. — Подумаешь.
— Это все дурные гормоны, — фыркает она потом, — не обращай внимания, сестренка Робин. И спасибо, что помогла. А то я вряд ли смогла бы продолжать свою работу.
Робин ничего не отвечает. Только улыбается — и от этой улыбки, такой же загадочной, обещающей раскрыть таинства мира, сердце Нами замирает, будто путник, завороженный немой недвижимой красотой цветущего дерева.
После Скайпии все повторяется. Тогда они пьют, и Нами подливает Робин текилы:
— Пей, сестренка.
Робин улыбается.
— Пей…
Робин закусывает — лимоном с солью. Мелко нарезанные дольки — Санджи-кун постарался… прежде чем свалиться под стол.
— Научить тебя? — Робин подмигивает, заметив заинтересованный взгляд Нами. — Давай руку.
Нами дает, и не только руку; Робин снимает с нее лифчик слишком быстро — ей легко, со столькими-то парами рук.
Соски Нами — чуть припухшие, с темным ореолом вокруг: прикосновения языка Робин разжигают неведомые чувства. Такая холодная… кто бы мог подумать.
Ей хорошо, Робин, и Нами тоже верит в себя. Теперь она понимает, почему Робин разрушала все криминальные организации, в которые вступала. Женщина, с которой так дивно хорошо в постели, которая понимает партнера, чувствует его и получает удовольствие; которая делает сильнее.
Робин умеет возбуждать, не причиняя боли. Необыкновенно чуткая, она легко возбуждается сама, ненавязчиво помогая партнеру, вознося его на небеса.
Что случится, если она уйдет? Как можно жить без этого? Так же, как без еды и воды — невозможно.
Совсем недавно Нами и не подозревала, что бывает так, а теперь не мыслит себя без этого. Так же, как без Робин.
Нами не собирается терять ее. Никогда.
Делить одну каюту на двоих очень удобно — это позволяет Нами безнаказанно обнимать Робин во сне или засыпать головой у нее на коленях, когда Робин читает книгу. Смуглая Робин похожа на древнюю жрицу; веснушчатая Нами — на воплотившуюся морскую стихию, и, кажется, они нашли друг друга.
Все повторяется день за днем: у них на двоих — целый бар и время до утра.
Почти вечность.
Иногда они сменяют выпивку сладостями. Белые густые сливки на эротичном нижнем белье и груди Робин, белые густые сливки — на бедрах у Нами, и лишние калории сжигаются усилиями, которые обе приложат этой ночью. А потом можно принять душ — Робин стоит, прислонившись спиной к стене, пока Нами сидя целует ее с языком... там.
Когда Нами попыталась засунуть язык Робин в рот во время поцелуя, та плотно сжала губы.
Нами старается не думать об этом; на следующем острове они останавливаются в шикарной гостинице и принимают одну на двоих ванну с розами. Цветы плывут в горячей воде, и Робин ловит их всего одной парой рук — как любого фруктовика, вода ее ослабляет.
С недавних пор Нами одевается закрыто. Накама удивляются, особенно Санджи — все, кроме Робин, которая точно знает, в чем дело.
Нами прячет засосы, остающиеся на все еще слишком светлой, несмотря на загар, коже.
Когда Робин уходит от них в Ватер7, Нами следует за ней вместе остальными.
— Потому что она моя накама! — повторяет она за Луффи.
«Мы, наверное, больше, чем накама. Но кто именно — я не посмею сказать».
Когда они отплывают на «Санни», цветы Робин и мандарины Нами растут рядом.

***

Санджи проснулся в холодном поту. Только предложить, чтобы Нами-сан... и Робин-тян... Нет! Он отказывался признавать саму возможность их «больше, чем дружбы», ведь это значило бы...
Стоп. Он проснулся? Значит...
— А, так это был сон! Всего лишь сон, фух.
Санджи не заметил, как ухо, выросшее на потолке, исчезло, рассыпавшись цветочными лепестками; в женской каюте Нико Робин приложила палец к распухшим от поцелуев губам Нами:
— Тсс, мисс навигатор. Будет нехорошо, если нас кто-то услышит.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016, fandom One Piece

---

3 этап, мини, fandom Harry Potter

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Из истории квиддича, или как Гарри стал чемпионом
Fandom: Harry Potter
Оригинал: To own a quidditch player by lady_of_clunn, разрешение на перевод получено
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/1688051
Размер: мини, 3875 слова (по оригиналу)
Пейринг/Персонажи: Люциус Малфой/Гарри Поттер
Категория: слэш
Жанр: ангст, сомнительное согласие, PWP, даркфик, первый раз
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: у Люциуса Мафоя – собственное мнение относительно методов воспитания. Время действия: пост-Хог.
Примечание/Предупреждения: принуждение, унижение, фингеринг. Все герои совершеннолетние

***

Гарри не в первый раз сидел в неудобном, разлапистом кресле перед столом владельца команды. Толстому коротышке приходилось с трудом перегибаться через стол, чтобы предложить Гарри стаканчик виски.
Однако на этот раз его пригласили в кабинет начальства.
Гарри пятернёй причесал волосы и облизал губы. Он уже предвкушал, как разделит с хозяином кабинета очередную бутылку. Парня мучало похмелье, язык во рту словно распух, голова гудела, а зрение по бокам было не совсем чётким – он частенько прибегал к антипохмельному зелью в последнее время и, похоже, начал привыкать к нему.
Вчера он снова упустил снитч. Команда, правда, выгрызла победу по очкам, так как его соратники, как сумасшедшие, обстреливали кольца с самого начала матча, в то время как Гарри едва держался на метле и думал только о том, как бы не свалиться с неё на землю.
Наверное, с этим пора было что-то делать. Наверное, уже скоро, но, пожалуйста, не прямо сейчас! Ведь и так благодарные фанаты вчера устроили команде настоящий кошачий концерт , чего ж ещё желать?
Гарри зевнул.
И куда подевался этот старый пень?
Тяжёлая дверь кабинета бесшумно открылась, впуская струю прохладного воздуха, затем также быстро и тихо закрылась. Вошедший уверенной походкой прошествовал по персидскому ковру к большому деревянному столу.
– Мистер Поттер, – в поле зрения Гарри возник Люциус Малфой собственной персоной. Он не колеблясь занял место в директорском кресле и бросил на стол дорогие лайковые перчатки.
Гарри резко выпрямился в кресле, рука рефлекторно потянулась за палочкой. Однако Малфой только молча поднял бровь, и Гарри моргнул в ответ. Явно происходило что-то чудовищно неправильное.
– Мистер Поттер, думаю, вам не стоит направлять потенциально смертельное оружие на своего работодателя.
– Работодателя?! – теперь Гарри всё же вскочил с кресла, выхватывая палочку.
– Да. Я только что купил команду «Стрелы Эпплби» («Стрелы»), поскольку г-н Шортрайд (прим. перев.: дословно – короткая поездка) почувствовал внезапную необходимость уйти на пенсию и вернуться в домик предков в Ноттингемшире. А я слышал, что наличие в портфеле инвестора акций успешной квиддичной команды здорово поднимает рейтинг популярности.
– На пенсию? – непонимающе переспросил Гарри.
– Сядьте, мистер Поттер. Нам надо обсудить дела.
Гарри тяжело опустился в кресло. Он молча наблюдал за тем, как Люциус Малфой – Люциус Малфой! – извлёк несколько свитков из ящика стола и склонился над ними, словно бы забыв о присутствии Гарри. Платиновые волосы мужчины слегка поблескивали в лучах закатного солнца.
Внезапно он развернул один из пергаментов на столе и уперся рукой в подбородок.
– За последний год «Стрелы» значительно опустились в турнирной таблице. Девятое место – это, конечно, не катастрофа, но не лучшая строка в истории команды. Вам, мистер Поттер, удаётся поймать снитч в двух матчах из пяти; это ниже среднего для профессионального ловца клуба уровня «Стрел». Команда побеждает в основном благодаря другим игрокам, и вас уже начинают критиковать за это. Вы посещаете всего 47% тренировок, что в других командах приводит к дисциплинарным взысканиям или даже отстранению от игры. Я уже не говорю о почти ежедневных отчётах о ваших «подвигах». У вас почти каждый день красные глаза и от вас несёт перегаром, табаком и зельями отдохновения. Вам даже не пришло в голову принять душ или наложить пару очищающих заклятий, прежде чем являться в кабинет человека, который платит вам зарплату!
Гарри сидел совершенно ошеломлённый. К сожалению, слова Малфоя были правдой от начала до конца – игра последнее время у Гарри не шла. Поначалу он действительно много тренировался, полностью посвятив себя спорту. Но потом он понял, что команды противников бояться его славы победителя Тёмного Лорда, и сколько бы усилий он ни вложил в игру, его команда всегда побеждала. Скоро ему стало скучно, и постепенно он покатился по наклонной, отдавая празднованиям больше сил, чем самой игре.
– Мистер Поттер, как вы считаете, почему вы до сих пор в первом составе? Да почему вы, собственно, вообще до сих пор играете за «Стрел»?
«Я – Гарри Поттер», – ответил про себя Гарри, находясь словно в анабиозе. – «Мерлин, он, что, собирается меня уволить?!»
– Вы хотите и дальше оставаться в команде, мистер Поттер? – вкрадчиво спросил Малфой.
В груди у Гарри что-то сжалось. Игра была единственным, что у него осталось, единственным, что придавало цель его утратившему смысл бытию. Неужели он действительно настолько подвёл свою команду?!
– Да. Да, я безусловно хочу остаться в команде.
– Прекрасно, мистер Поттер. Я собираюсь предоставить вам выбор. Либо вы даёте мне карт-бланш на применение любых методов тренировки, которые я сочту пригодными, чтобы снова привести вас в форму профессионального ловца, либо вы покидаете команду прямо сейчас, уходите на заслуженный отдых и занимаетесь дальше, чем хотите.
Гарри закрыл глаза. В доме на Гриммо было пусто. В его личной жизни было пусто. Если ему не придётся ходить на тренировки, не придётся готовиться к матчам, если он лишится послематчевых празднований, его жизнь быстро полетит под откос.
– Я хочу остаться. Я обязан этим своим товарищам по команде, – словно со стороны услышал он свой голос.
Малфой толкнул к нему по столу свиток пергамента и подал Гарри перо:
– В таком случае, не могли бы вы подписать вот это приложение к вашему контракту?
Гарри взял протянутое перо.
– А разве мне не стоит сначала показать это моему адвокату?
– Прочтите текст, мистер Поттер. Думаю, он покажется вам достаточно простым. Никаких скрытых смыслов. Однако если вы предпочтёте направить этот документ по официальным каналам, через вашего адвоката и адвокатов команды, боюсь, придётся перевести вас во второй состав, пока данный вопрос не будет решён. Я думаю, это займёт по меньшей мере несколько недель.
Малфой потянулся, чтобы забрать перо и пергамент, и тогда Гарри поспешно склонился над свитком и пробежал его глазами. Второй состав означал бесконечные часы, проведённые на скамейке запасных, без каких-либо шансов чем-то заполнить пустоту в его жизни. Возможно, в такой ситуации он сам уйдёт уже после второго матча.
Документ действительно был небольшим. Согласно тексту, подписавший его разрешал владельцу «Стрел Эпплби» Люциусу Малфою определять все и любые методы тренировки. В случае невыполнения требований применялась система «трех страйков»: за первое нарушение – увеличение интенсивности тренировок, за второе – перевод во второй состав, а за третье – увольнение из команды.
Гарри молча вывел на пергаменте свою подпись.
– Прекрасно, Гарри, – Люциус встал и обошёл свой стол. – А теперь сними форму. Думаю, нам стоит начать с приведения в порядок твоей личной жизни, так как она явно существенно влияет на качество твоих тренировок, не говоря уже о твоей репутации.
– Снять форму? – Гарри продолжал ничего не понимать. Он, было, подумал, что переборщил с протрезвляющим, и у него начались галлюцинации.
– Мистер Поттер, вы же, вроде, сделали выбор? Нужно ли нам увеличить интенсивность тренировок уже сейчас, или вы хотите пересмотреть своё решение? Вы можете уйти в любое время.
Гарри поспешил избавиться от светло-голубой формы ловца «Стрел Эпплби», оставшись в своих обычных джинсах и футболке. Слава Мерлину, одежда была более-менее чистой и не слишком мятой после того, как он попинал её ногами по полу спальни.
Малфой удовлетворённо кивнул.
– Прекрасно, Гарри, – он стоял, опершись на полированный деревянный ящик слева от него, и смотрел так пристально, что Гарри стало неловко.
– Ты вчера праздновал победу с командой? – Гарри кивнул. – А потом кто-то сопровождал тебя домой?
Гарри дохнул перегаром и во все глаза уставился на Малфоя: – А… какое вам дело?
– Такое поведение есть существенное нарушение правил. Ты явно страдаешь от продолжительного приёма протрезвляющих зелий на регулярной, возможно, ежедневной основе. К тому же, ты очень утомлён.
– Но сегодня не было тренировки! – выпалил Гарри, вцепляясь в подлокотники кресла.
– Отныне тебе запрещается пить алкоголь и принимать любые зелья, кроме предписанных колдомедиком команды, без моего особого разрешения, – отрезал Малфой. – Ты делаешь что-то ещё, способное причинить тебе вред? Сними футболку и спусти брюки до колен.
Гарри разинул рот от удивления.
– У меня мало времени, Гарри! Ты хочешь покинуть команду?
– Нет, сэр!
Малфой властным жестом указал на его одежду, и Гарри принялся стягивать футболку через голову. Потом он потянулся к ремню и почувствовал, как у него краснеют щёки. Сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, он расстегнул пуговицы на джинсах и одним движением спустил их до колен.
Люциус обошёл его вокруг, задумчиво потирая подбородок.
– Тебе нужно лучше питаться, Гарри. Мои специалисты выпишут тебе индивидуальную диету, еду будут доставлять тебе прямо на дом, – он остановился перед Гарри. – Поставь ноги чуть шире. – Гарри попытался подчиниться, но ему мешали съехавшие на щиколотки джинсы. – Мышечный тонус неплохой. Рад, что ты не совсем забросил тренировки. – Малфой отвернулся и открыл деревянную коробку. – Обопрись локтями на кресло, пожалуйста, – сказал он, не оборачиваясь. Гарри нащупал позади себя подлокотники кресла и неуклюже оперся на них. Они были слишком низкие, чтобы ему было удобно, и пришлось выпятить вперёд бёдра. Поза получилась довольно странная.
Малфой наконец обернулся, сжимая в руке палочку, и быстрыми взмахами наложил два заклятья. Гарри задёргался от испуга, но его руки оказались крепко привязаны к подлокотникам. Ногами он тоже двинуть не мог.
– Малфой! – закричал он.
– Не стоит беспокоиться, Гарри. Мне всего лишь нужно, чтобы ты не двигался следующие несколько минут.
– Отпусти меня! Это уже не смешно!
Малфой произнёс очищающее заклинание, и по телу Гарри прошла волна лёгкого покалывания.
– Ой!
– Ну же, Гарри, не будь таким нытиком!
– Малфой, что ты делаешь?! Какое всё это имеет отношение к моей игре?!
Старший мужчина подошёл подозрительно близко и зацепил пальцами резинку трусов Гарри.
– Нет! – истошно завопил тот.
– Боюсь, что фазу «нет» мы уже прошли, Гарри. Или ты всё-таки хочешь покинуть команду?
Гарри заткнулся, бешено вращая глазами, и нехотя помотал головой.
Тогда его трусы последовали вниз за джинсами. Чтобы не смотреть в глаза своему мучителю, Гарри устремил взгляд на высокое окно позади стола, за которым голубые небеса постепенно темнели, уступая место вечерним сумеркам.
– Как я уже говорил, Гарри, последнее время твоя личная жизнь вышла из-под контроля. Это приносит вред не только тебе, но и твоей команде. Боюсь, с этим нужно покончить незамедлительно. – Люциус снова потянулся к коробке и вынул оттуда что-то вроде небольшого металлического сачка. Глядя Гарри прямо в глаза, он взялся за его член сухой прохладной ладонью, поместил его в металлическую клетку и закрепил зажим под яйцами.
– Что это такое??? Малфой, убери это! Убери немедленно!!! Какое это имеет отношение к тренировкам? Ты – грязный извращенец! – Гарри попытался вывернуться из рук Малфоя, но от резкого движения у него только заболела спина.
– Разве, Гарри? Разве не ты подписал магический контракт, по которому согласился подчиняться любому методу, который я изберу? Я трижды спросил тебя после того, как ты поставил свою подпись, не хочешь ли ты отказаться. Ты же знаешь, я надеюсь, что значит троекратное согласие?
Мерлиновы подштанники! Похоже, его только что обвели вокруг пальца!
Магия заплясала волнами вокруг бёдер Гарри, и теперь он не сомневался, что снять с него это распроклятое приспособление сможет только грёбаный Люциус Малфой. Тяжело дыша через нос, Гарри постарался хотя бы частично восстановить самообладание.
– Чего ты хочешь, Малфой?
– Я хочу, чтобы по ночам ты спал не менее семи часов в сутки. Я хочу, чтобы ты принимал пищу три раза в день. Нормальную пищу. Я хочу, чтобы ты держался подальше от сомнительных компаний и противопохмельного зелья, а также, от алкоголя. Я также хочу, чтобы ты воздерживался от случайных связей. И последнему вполне поспособствует пояс верности, который я сейчас надел на тебя.
– Пояс верности?!
– Да, Гарри, ты правильно расслышал. Это хорошо проверенная иполезная традиция в профессиональном спорте. – Малфой отстранился и склонил голову к плечу, оглядывая дело своих рук. – Я уже могу отпустить тебя? В любом случае, помещение зачаровано так, что ты не сможешь атаковать меня или причинить мне какой-либо вред.
Гарри кивнул, кипя от злости.
Взмахом палочки, Малфой снял путы с тела Гарри и тот рванул на себя свои трусы и брюки. Когда он закончил застёгиваться и натянул через голову футболку, то заметил, что Малфой протягивает ему какой-то свиток.
– Это твоя копия приложения к контракту. Вторая копия останется у меня, а третья будет лежать в твоём личном деле в отделе кадров.
– Вот это, – Гарри неопределённым жестом указал на свою паховую область, – не может быть законно. Да и как я с этим на метлу сяду?!
– Уверяю тебя, что всё законно. Подписав документ, ты согласился подчиниться любым методам, которые я решу применить. Я предполагал, что ты хотя бы поторгуешься. Можешь, конечно, спросить своего адвоката, но подумай сам – стал бы я применять какие-либо методы, не являющие абсолютно и несомненно незаконными – да ещё и традиционно принятые в профессиональном спорте, – потратив столько сил на восстановление репутации нашего рода в обществе? А насчёт своей способности играть можешь не сомневаться. Пояс помешает тебе, разве что, достичь и сохранить эрекцию, но он достаточно подвижен, чтобы не стеснять твои движения на метле. Поверь мне, я мог бы выбрать массу других, менее удобных предметов… – Малфой подошёл вплотную к Гарри и понизил голос: – Скажи спасибо, что тебе не придётся аппарировать ко мне каждый раз, когда ты захочешь отлить.
Гарри выхватил свиток из рук Малфоя и смял его в кулаке.
– Ещё что-нибудь?
– Твоё новое расписание составляют в процессе нашего разговора. Надеюсь, что ты будешь соблюдать его до последней запятой. Жду тебя в этом кабинете в следующий раз после ближайшего матча, в четыре часа. – Люциус положил руку на плечо Гарри и слегка сжал его. – После той победоносной битвы тебе, похоже, не хватало чуткого руководства. Я этим займусь.
Гарри даже не побеспокоился закрыть дверь, когда вихрем вылетел из кабинета.
Позже дома, съев обед, состоявший практически из одних белков, Гарри стоял посреди заваленной вещами спальни перед высоким зеркалом и разглядывал свой заключённый в темницу член. Как он и предполагал, все попытки снять оковы со своего тела закончились безрезультатно.
Как же он дошёл до жизни такой? Он же легко мог освободиться даже от действия Империуса! Наверное, это образ жизни последних лет сделал его таким легковерным идиотом.
Позади него в зеркале отражалась кровать с мятыми грязными простынями. Гарри уже давно не оказывался в своей спальне трезвый или не побывавший в чьей-нибудь заднице. Он огляделся. Поскольку гулять сегодня он явно не собирался, возможно, стоило хотя бы открыть окно и сменить простыни.
К моменту, когда он пробормотал Нокс, он даже убрал всю грязную одежду и вынес на кухню немытую посуду.

***

– Гарри! Похоже, ты выглядишь гораздо более отдохнувшим. Проходи, садись! – Люциус встал из-за стола. – Мои поздравления: вчера ты поймал снитч и получил явное удовольствие от игры. – У этого негодяя ещё хватало наглости мило улыбаться.
Гарри с опаской осмотрел предложенное ему кресло, но решил, что самая суровая часть «тренировок» у Малфоя уже позади, всё же сел. На низком столике рядом тут же появилась чашка чая с молоком, и Гарри потянулся за чашкой, просто чтобы занять руки.
– Ну, да. Спасибо. Должен признать, что эта победа оказалась довольно приятной. Игра была хорошая.
Люциус сдвинул вбок пару предметов со своего стола.
– Ну, а в остальном как? Кормят тебя хорошо?
– Да, еда, которую приносят ваши эльфы, очень недурна, разве что слегка однообразна.
– Что ж, я попрошу их добавить новые рецепты. Как насчёт китайской кухни? – получив удовлетворительный кивок Гарри, Люциус сделал какую-то пометку на куске пергамента. – А как дела в личной жизни? У тебя бывают ночные поллюции?
Гарри поперхнулся чаем и беспомощно закашлялся.
– Простите?
– Ну, ты уже около десяти дней носишь пояс верности. Было бы вполне естественным видеть «мокрые сны», в результате которых твоё тело избавлялось бы от лишнего семени.
– Нам обязательно говорить об этом? – у Гарри покраснели, кажется, даже кончики ушей.
Люциус приподнял светлую бровь: – Я могу применять любые средства, Гарри.
Гарри мучительно зажмурился и скрипнул зубами: – Да, это началось примерно через неделю.
– Понятно, – Люциус потянулся и убрал ещё несколько предметов, словно расчищая место на столе. – Тогда надо бы провести кой-какие технические процедуры. Будь так любезен, – и он указал на свой стол.
Ожидая долгожданного окончания пытки, Гарриотставил чашку с чаем и подошёл к столу. Люциус надавил рукой на верхнюю часть его спины, нагибая его над столешницей: – Тебе надо расслабиться. Ложись прямо на стол. Вот так, просто лежи, обопрись всем весом. Пусть тебе будет удобно.
Улёгшись грудью на стол и опустив голову, Гарри не мог найти места рукам и, испробовав пару неудобных поз, наконец вытянул их над головой. Столешница была высотой чуть ниже бёдер, так что, чтобы перенести на неё свой вес, Гарри пришлось слегка раздвинуть ноги.
Он ощутил согревающее действие заклинания, а потом понял, что будто пригвождён к столу.
– Что? Почему? – запротестовал он. Он почувствовал, как Люциус подошёл сзади и потянулся к пуговицам на брюках Гарри. – Что вы делаете?
– Как я уже сказал, Гарри, требуются некоторые технические процедуры, которые я должен провести. В контракте же ясно сказано, что я несу ответственность за твоё благополучие.
И снова брюки и трусы Гарри оказались спущены до самого пола. Его бёдер коснулись тёплые ладони Люциуса, и Гарри представил, насколько доступным сейчас выглядит. Одна из рук исчезла, а потом вернулась, намазанная чем-то холодным, и заскользила между ягодиц Гарри. Он взвизгнул и сжался, с ужасом ожидая того, что, по его мнению, должно было последовать дальше.
– Гарри, мальчик, ты никогда не занимался этим таким способом?
– Чем «этим»? Каким способом? Пожалуйста, не надо! – ногти Гарри скребли по поверхности стола.
Люциус ободряюще похлопал его по бедру: – Я не собираюсь брать у тебя что-то такое, что ты хотел бы отдать кому-то другому. – Холодный палец вошёл в его задницу, и Гарри сжал мышцы ануса. – Я всего лишь пытаюсь выяснить, насколько осторожным мне следует быть. Ты когда-нибудь растягивал себя пальцами? Использовал игрушки?
Игрушки.
О, Мерлин всемогущий!
– Нет, – ответил Гарри еле слышно.
Палец проник глубже, а потом медленно вышел. Гарри был готов умереть от унижения. Люциус большим пальцем разминал тугое колечко мышц ануса, и через некоторое время к первому пальцу присоединился второй. Несколько мгновений внутри у Гарри всё горело, и он закрыл глаза, благодарный, что боль возвращает его к реальности. Где-то внутри пальцы коснулись какой-то особой точки, отчего Гарри увидел «небо в алмазах» и забился неистово в сковывавших его магических путах.
– А, вот она, – с удовлетворением заметил Люциус. Он, наверное, потянулся за палочкой, потому что секунду спустя словно ледяная перчатка обернулась вокруг члена и яиц Гарри, он почувствовал боль, а затем в паху словно всё онемело.
– Что вы со мной делаете? – по звуку Гарри показалось, что он плачет.
– Тебе не следует слишком возбуждаться от этой процедуры, Гарри. Она не предназначена для твоего удовольствия; в твоей ситуации это просто необходимость. Я не призывая тебя к аскетизму, но считаю, что целибат – не только перед матчами – существенно заостряет внимание.
Люциус вдвинул палец ещё глубже и поводил вокруг местечка, которое вызвало такую бурную реакцию. На этот раз реакция была более подавленной, но живот Гарри сводило судорогой, когда палец Люциуса снова и снова касался той точки, не давая юноше передышку. Гарри хватал воздух ртом, как вытащенная на берег рыба.
– Постарайся расслабиться, мальчик мой. Чем сильнее ты будешь возбуждаться, тем дольше это продлится.
В попытках расслабить живот мышцы ног Гарри напрягались и горели. Он смутно осознавал, что дерево столешницы под его щекой стало мокрым от слёз. Его член оставался мягким и словно оцепеневшим в своей клетке в течение всей процедуры, пальцы же Малфоя продолжали раз за разом, медленно и ритмично проходиться по волшебной точке внутри его тела. Гарри стонал при каждом вдохе.
– Расслабься, Гарри, или я прекращу и подожду, пока ты не придёшь в себя, и начну всё сначала!
«Нет, нет! Только бы это поскорее закончилось!»
Гарри зажмурился и попытался усилием воли расслабить мышцы ниже талии. Раздражающие касания никак не прекращались, и скоро Гарри потерял ощущение времени. Он будто плыл по течению, почти не ощущая своего тела, пока Люциус продолжал усердные упражнения в его заднице.
Вдруг какой-то звук привлёк внимание Гарри, словно что-то мокрое упало на пол. И опять, и снова.
Что-то медленно вытекало из его члена, ощущения пронзали его насквозь сродни освобождению, которое испытываешь, когда долго и сильно хотел в туалет – и, наконец, смог облегчиться.
«Я, наверное, обмочился», – в ужасе подумал Гарри, слепо пялясь в пейзаж, висевший на стене справа, пока жидкость продолжала самовольно покидать его тело. Люциус удвоил усилия и вдруг остановился, нажав пальцами где-то внутри ануса Гарри и не отпуская больше.
Последние капли шлёпнулись на пол, и жидкость перестала выходить.
Однако давление внутри тела Гарри не прекратилось. Ему казалось, что он никогда больше не сможет дышать свободно.
– Ну, ешё чуть-чуть, Гарри. Надо убрать из тебя всё семя, чтобы оно не накапливалось в организме и не мешало тебе тренироваться.
Люциус пропихнул руку поглубже, и ещё несколько капель упали на пол.
Наконец Люциус оставил его в покое – и тут Гарри почувствовал неожиданную пустоту внутри. За этим ощущение последовали очищающее и согревающее заклинания, но зубы Гарри всё равно выбивали дробь.
По его лицу прошлась мягкая влажная ткань, убирая следы слёз и соплей. Гарри, как слепой котёнок, потянулся вслед за нежным прикосновением.
Но мягкую ткань тут же убрали от его лица, и он почувствовал, как ею обтёрли пах вокруг пояса верности, а также его холодные и бесчувственные яйца.
Вскоре мягкая ткань исчезла, а брюки и трусы вернулись на своё место. Только затем его освободили от магических пут.
– Я… похоже, я кончил, – с трудом выдавил Гарри, всё ещё стуча зубами.
Тёплая рука потрепала его по волосам.
– Ты молодец, Гарри. Ты всё правильно сделал. Продолжай в том же духе – и будешь вознаграждён. – Гарри чувствовал горяее дыхание Люциуса на своей щеке и шее. – Сезон кончается через два месяца. – Он погладил Гарри по спине. – Если к тому времени «Стрелы» займут в турнирной таблице хотя бы восьмую строчку, я даже позволю тебе получить удовольствие.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5456930&tag%5B%5D=5380262&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=5867fd664aa673dc066c5a79c373ed7f" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/6722/336685823.7/0_1aa580_5fd82233_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: текст, fandom Harry Potter, III этап. Высокий рейтинг, Осень 2016

---

2 этап, комикс, fandom Undertale

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Есть минутка?
Fandom: Undertale
Оригинал: Hey you busy by Zarla
Язык оригинала: английский, первичный перевод
Форма: комикс
Пейринг/Персонажи:

Санс, Папайрус

Санс и Папайрус в виде амальгамета, Альфис
Категория: джен
Рейтинг: G
Количество страниц: 1
Краткое содержание: продолжение комикса "Благими намерениями"
Примечание/Предупреждения: AU, дарк

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5375520&tag%5B%5D=5456930&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=143ffcb058274d4ff2f5a11905f64a95" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/9798/336685823.7/0_1aa585_4b5fa586_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: II этап. Челлендж, Осень 2016, fandom Undertale

---

2 этап, витражная роспись, fandom Tolkien + fandom Warhammer

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Свет во тьме
Fandom: fandom Tolkien + fandom Warhammer
Форма: витражная роспись
Пейринг/Персонажи: фонарь, свеча
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: изображения звезды Хаоса (fandom Warhammer), звезды Феанорингов (fandom Tolkien)
Размер: 7 фотографий (1000*750)

Оригинальный размер -
в новой вкладке


Оригинальный размер -
в новой вкладке


Оригинальный размер -
в новой вкладке


Оригинальный размер -
в новой вкладке


Оригинальный размер -
в новой вкладке


Оригинальный размер -
в новой вкладке


Оригинальный размер -
в новой вкладке

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5375520&tag%5B%5D=5456930&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=143ffcb058274d4ff2f5a11905f64a95" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/9798/336685823.7/0_1aa585_4b5fa586_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: II этап. Челлендж, Осень 2016, fandom Tolkien, fandom Warhammer

---

2 этап, сет аватар, Original

[Среднестатистический Ленивец]

Название: С теплым утром
Original
Форма: сет аватарок
Пейринг/Персонажи: чай, кофе и другие вкусности
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: фотографии из сети
Размер: 12 шт.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5375520&tag%5B%5D=5456930&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=143ffcb058274d4ff2f5a11905f64a95" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/9798/336685823.7/0_1aa585_4b5fa586_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: fandom Original, II этап. Челлендж, Осень 2016

---

2 этап, комикс, fandom Undertale

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Благими намерениями
Fandom: Undertale
Оригинал: Good intentions by Zarla
Язык оригинала: английский, первичный перевод
Форма: комикс
Пейринг/Персонажи: Санс, Папайрус, Альфис
Категория: джен
Рейтинг: G
Количество страниц: 1
Краткое содержание: * Оно шутит про спагетти и ненавидит собственную шутку.
* Оно прибирается, но тут же раскидывает всё обратно.
* Оно обхватывает себя руками, и его глаза начинают мерцать.
* Оно старательно учится сдаваться.
* Оно хочет стать вашим другом.
Примечание/Предупреждения: AU, дарк.

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5375520&tag%5B%5D=5456930&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=143ffcb058274d4ff2f5a11905f64a95" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/9798/336685823.7/0_1aa585_4b5fa586_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: II этап. Челлендж, Осень 2016, fandom Undertale

---

2 этап, колоринг, fandom Yes, Minister

[Среднестатистический Ленивец]

Название: Секрет
Fandom: Yes, Minister
Автор: 厌倦的享乐者
Форма: колоринг
Пейринг/Персонажи: Джим Хэкер + Хамфри Эплби
Категория: слэш
Рейтинг: G/PG-13
Размер и вес: 162kb (424 x 381)
Краткое содержание: и всё это происходит в рабочее время!
Исходник: s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/11/c...

Унести баннер?

<a href="http://budnigamaka.diary.ru/?tag%5B%5D=5375520&tag%5B%5D=5456930&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=143ffcb058274d4ff2f5a11905f64a95" target=_blank><img src="https://img-fotki.yandex.ru/get/9798/336685823.7/0_1aa585_4b5fa586_orig.png" title="Осень в Гамаке - 2016" alt="Осень в Гамаке - 2016"></a>

@темы: fandom Yes Minister, II этап. Челлендж, Осень 2016