Не знаешь, что выбрать? Попробуй Гамак!
Fandom: Однажды в сказке / Once Upon a Time
Размер: мини, 1714
Пейринг/Персонажи: Мила/Румпельштильцхен, Мила/Киллиан Джонс
Категория: гет, пре-гет
Жанр: Пропущенная сцена
Рейтинг: G
Краткое содержание: ...как славно, точно ложилась в её ладонь рукоять кинжала. Отлично сбалансированного, с тонким стоком для крови, с остро заточенным трёхгранным лезвием, что вошло бы в тугую человеческую плоть легко, как в масло. Доброе оружие. Только даже оно не может сделать из труса мужчину, и бесполезно в руках её бесполезного мужа... //Расширенная версия 14 серии 5 сезона "Сделка с дьяволом".
Мила теснее стискивает пальцы, унимая охватившую её дрожь. Опускает глаза, надеясь, что никто не увидел блеснувшие в них слёзы. Вспоминает, как славно, точно ложилась в её ладонь рукоять кинжала. Отлично сбалансированного, с тонким стоком для крови, с остро заточенным трёхгранным лезвием, что вошло бы в тугую человеческую плоть легко, как в масло. Когда-то похожий кинжал носил на поясе её отец.
Конечно, она могла дать Румпелю тесак, которым он резал овец. Но было в этом что-то неправильное, унижающее и убийцу, и его жертву. А Миле всё ещё хотелось хоть немного уважать мужа. И она оставила сына на старую повитуху, чтобы отправиться к оружейнику. Ей пришлось поспешить, и даже воспользоваться соседской подводой, пообещав недобро смотревшей на неё Марте, что муж задаром спрядёт настриг с их чёрных овец. Оно того не стоило, но Бей с блестящим от пота лицом метался по лежанке, и времени на промедление у Милы не было.
Она с трудом нашла лавку, стиснутую среди каменных домов. Вывески не оказалось, и она почти наугад толкнула тяжёлую дверь. Было не заперто, и оглядев тёмное узкое помещение, Мила поняла, что не ошиблась: по стенам висели тяжёлые мечи, лёгкие сабли, щиты, украшенные гербом герцогства. На несколько мгновений она даже остановилась, залюбовавшись. Все эти вещи: злые, мужские, опасные, в глазах Милы обладали удивительной привлекательностью. Может быть, потому, что напоминали ей о детстве. Как и запахи железа, оливкового масла и выделанной кожи. Казалось, что ещё немного — и она почувствует на затылке тяжёлую отцовскую ладонь, услышит насмешливый голос: «Готовишься в оруженосцы?» и будет с позором выдворена в женскую половину. Впрочем, совсем скоро наваждение рассеялось и осознание того, зачем она здесь, легло на плечи каменной плитой.
Мила упрямо выпрямилась и положила на отполированный прилавок блеснувшую жёлтым монету.
— Мне нужен нож, — произнесла она требовательно.
Торговец не шелохнулся, так и стоял, скрестив руки на груди, уронил нехотя:
— Скобяная лавка в южном квартале, госпожа.
Последнее слово он произнёс чуть помедлив, точно был не уверен, заслуживает ли Мила такого наименования. Пусть платье на ней из дорогой ткани, оно уже успело вытереться от частой носки и нуждалось в стирке, да и руки со сбитыми на костяшках пальцами и шершавыми точно тёрка ладонями было некуда спрятать. Оно и понятно, но оттого не менее обидно. Мила гордо подняла голову и уже открыла рот, чтобы ответить, но закрыла его снова, проглотила подступившую ярость вместе с рвущимися с языка резкими словами. Не время: Бей умирал, отравленный ядом, и жизнь с Румпельштильцхеном научила Милу смирению. Так что она только пододвинула монету поближе к заносчивому торговцу:
— Мне нужен кинжал.
Торговец взял золотой в руки, надавил ногтем на чеканный рисунок, положил на чашу миниатюрного безмена, оценивая полновесность.
— Зачем? — поинтересовался он. — Защищаться или, может быть, нападать? Дамский, прятать в корсаже, или носить на поясе?
Он одним за другим вынимал из-под прилавка кинжалы. От миниатюрных, почти игрушечных ножичков до длинных изящных смертоносных стилетов и грубо сработанных тяжёлых широких клинков, выкованных в подражание тролльскому оружию.
— Нападать и защищаться, — проговорила Мила, и это было правдой: чтобы защитить сына, Румпелю следовало напасть самому.
Торговец хотел помочь Миле в выборе, но она определилась сама, выбрав клинок, достаточно тяжёлый и острый для того, чтобы первый же из нанесённых им ударов оказался смертоносным. Он был простым, без чеканки или лишних украшений, но всё же Мила находила кинжал по-своему прекрасным. Доброе оружие. Только даже оно не может сделать из труса мужчину, и бесполезно в руках её бесполезного мужа.
— Ещё пива?
В гуле наполнявших трактир голосов Мила не сразу разбирает, что обращаются к ней.
Дородная деваха в нечистом переднике из белёного полотна, подбоченившись нависает над столом.
— Пива? — повторяет она, кивком указывая на давно опустевшую кружку.
— Нет.
— Ви-ина? — издевательски тянет деваха. — Денег-то достанет?
Она смотрит на посетительницу оценивающим взглядом, но Мила знает, это притворство: трактирная девка прекрасно помнит её. Просто завидует добротному городскому платью, серебряным кольцам серёг, уходящей в вырез тонкой цепочке; тому, что жена деревенского труса сидит как ни в чём не бывало, развалившись на лавке, в то время как самой девице приходится собирать со столов, скрести плошки на закопчённой кухне и разносить посетителям напитки. Знала бы, дурочка, чему завидует.
Мила машинально щупает кошель. В нём ещё пара серебряных монет и с десяток медников.
— Денег-то достанет, — парирует Мила. — Да вино ваше кислое. Лучше полынной настойки налей. Покрепче.
Анисовка с первого глотка обжигает горло. Мила пьёт её не очень умело, запрокидывая голову и жмурясь. Хмель слегка оглушает её, и царящее вокруг натужное веселье не даёт слишком глубоко погрузиться в собственные мысли.
Она скользит взглядом по фигурам и лицам посетителей, разделяя их на своих и пришлых. Притулившийся у очага музыкант водит смычком по расстроенной скрипке, собирая разрозненные звуки в мелодию, чуть визгливую, но разухабистую и весёлую. Стучат, ударяясь друг о друга и о столешницу, костяные кубики — за одним из столов собрались игроки. Мила всматривается в их спины, прислушивается к радостным или разочарованным возгласам. Много ли можно выиграть за тем столом? — спрашивает себя Мила, перебирая в уме упущенные возможности, и снова упирается в полнейшую безнадёжность: даже если бы удача повернулась к ней лицом, если бы золотой остался при ней — ничего бы не изменилось. Пусть бы они выиграли — десять, двадцать, даже сорок монет — но ста золотых, пожалуй, не наберётся в карманах всех посетителей этого грязного кабака. Мила с силой сжимает кружку, откидывает назад голову, сбрасывая с лица выбившуюся прядь волос. Она уже пьяна, но убей её Бог, не трезвой же ей возвращаться к постели сына?
Настойка больше не кажется такой горькой, мягко проскальзывает и теплом разливается в груди. Настроение её тоже неуловимо смягчается, и на смену злому отчаянию приходит что-то вроде надежды. Румпель любит сына, уж в этом Мила не сомневается. Как знать, может, ради Бея он хотя бы раз сумеет поступить по-мужски? Эта мысль вертится у неё в голове, разбиваясь на множество «если бы» — пугающих, вымечтанных, желанных, — кажущихся то невозможными, то вполне осуществимыми. Губы Милы складываются в неуместную рассеянную улыбку, а нога сама собой выстукивает рваный ритм плясовой. Мила подносит кружку к губам, чтобы глотнуть ещё, и едва не разбивает губы о её край: какой-то пьянчуга походя толкнул её в спину, и всё содержимое кружки оказывается на платье.
— Извини, извини, какое платье красивое, я всё исправлю, — лепечет басом виновник происшедшего, здоровенный лысый мужичина, пьяный настолько, что ноги его с трудом удерживают, а язык заплетается: — Ты и сама красивая… Я исправлю…
Мила только морщится брезгливо, глядя, как её нежданный собеседник грузно опускается на скамью рядом.
— Обойдусь, — огрызается она.
— Да я исправлю, всё исправлю, — бессвязно басит пьяница и тычет толстым пальцем в расплывшееся на корсаже пятно.
Она не успевает возмутиться, как к ним подходит богато разодетый паренёк:
— Оставь даму в покое, — говорит он с интонацией, каких она не слышала уже очень долго, и что кажется такой неуместной в этом грязном кабаке, полном сомнительной публики.
— А то что? — интересуется мужчина и тут же опрокидывается на спину, не в силах удержать равновесия после удара в челюсть.
Мила изумлённо смотрит на своего то ли обидчика, то ли ухажера, скатившегося со скамьи и теперь лежащего на полу, не подавая признаков жизни, а её «спаситель» уже занимает его место, склоняется, прикладываясь губами к руке Милы.
— Киллиан Джонс, — сообщает он, а Мила не знает, что на это ответить, и так и молчит, не называя своего имени.
Этот Киллиан сначала показался ей очень юным, почти мальчишкой, но теперь, сидя с ним лицом к лицу она видит, что он старше. Просто стройный, юркий, подвижный, немного развязный, и в глазах горит почти мальчишеская весёлость. Но подбородок уже покрыт жёсткой щетиной, да и на лбу время успело прорезать первые морщины.
— Я капитан, — хвастается Киллиан, улыбается самодовольно и смотрит на Милу, а ей — нечего предъявить кроме своего изумления.
Слишком уж молод парнишка для капитана, даже и для пиратского.
Парнишка рассказывает о дальних странах, о морских сражениях и волшебных диковинах, поглядывает на Милу лукаво, и намерения у него, кажется, куда более недвусмысленные, чем у поверженного пьяницы, до сих пор валяющегося на полу.
— Хотела бы отправиться со мной?
Его лицо так близко, а глаза смотрят прямо в её. Синие, бесстыжие.
— Д-да, — отвечает Мила коротко, и едва это слово срывается с её губ, наваждение исчезает. Она поправляет себя: — Нет. Я не могу. У меня муж и больной ребёнок.
Этот паренёк, Киллиан Джонс, принимает её отказ просто, без удивления или негодования. Отпускает какую-то шутку и возвращается к компании, вместе с которой пришёл. И Миле даже немного обидно из-за того, что он не стал настаивать. Она вцепляется обеими руками в кружку.
— У меня сын и муж, — повторяет она одними губами, пытаясь найти опору в словах, которые, возможно, были ложью уже тогда, когда она произнесла их впервые. Её сын, может быть, уже мёртв, а муж… Даже если ему и достанет на это храбрости, как он, хромой и неловкий, сумеет прикончить того опасного и сильного человека? Он даже подкрасться незаметно не сможет — стук посоха выдаст его, лишит преимущества неожиданности. Вряд ли Румпель вернётся с победой, да и вернётся ли — скорее всего, колдун сам убьёт его, обратив на прядильщика лезвие его собственного кинжала.
— У меня сын и муж, — шепчет Мила и залпом проглатывает оставшееся в кружке пойло. — Сын и муж. Сын и муж.
Как будто от того, что она повторит эти слова ещё раз, что-то изменится. Но всё же она твердит их всю дорогу до дома, и они, кажется, помогают, срабатывают как заклинание, отводят беду: Бей мечется в лихорадке, но он всё-таки жив, и Румпельштильцхен возвращается не с пустыми руками, достаёт из-за пазухи заветный пузырёк.
Мила тормошит Бея, чтобы напоить его лекарством, и слёзы, столько раз за этот день закипавшие в ней, наконец готовы пролиться. Она поднимает глаза на Румпеля и смотрит на него с восхищением и благодарностью, так, как не смотрела уже долгие годы. И в этот миг в её душе больше нет места ни горестным сожалениям, ни мечтам о давних странах, ни синеглазому пирату из таверны. Ведь у неё есть муж и сын, и Миле кажется, что отныне этого ей будет достаточно.
@темы: текст, I этап. Низкий рейтинг, fandom Once Upon a Time, Осень 2016
-
-
01.11.2016 в 22:30-
-
02.11.2016 в 10:32Выставляя фанфик на конкурс, надеялся найти тех, кто "курит ту же траву". Но то, что вы не зная канона смогли понять в чём дело и даже получить удовольствие, очень приятно.
Спасибо за фидбек.
Автор